Трое в Долине. Юрий Никитин

совал им распухшие руки, все в мелких бусинках крови. Олег посмотрел холодно и отвернулся. Будь его воля, еще и солью натер бы такие раны. А Мрак вышел на открытое место, мутная вода бежала серыми ручьями, несла мусор, перепрелые листья, клочья мха, растрепанные птичьи гнезда. В самом мелком месте было по щиколотку, а кое-где бурлило такими водоворотами, словно над затопленными берлогами индриков.

      Таргитай вышел следом, ахнул. Олег быстро спросил встревоженно:

      – Что опять натворил?

      – Счастье, – ответил Таргитай невпопад, голос его был потрясенным, глаза лезли на лоб. – Я понимаю, как видит Мрак…

      Вымытый дождем мир разом стал немыслимо четким, ярким, с выпуклыми гранями и глубокими щелями. Таргитай поперхнулся свежим, как горный родник, воздухом, раскинул руки, будто пытался обнять весь белый свет.

      На деревьях с нечеловеческой четкостью он видел каждый листок, каждую жилку в листочке, мог наблюдать движение соков в каждой жилочке, видел самую мелкую тлю так ясно, что мог сказать, на какую лапку хроменькая и что у нее в полупрозрачном пузике.

      Да что там деревья: далеко-далеко в просвете виднелись горы, так вот, воздух стал настолько прозрачным, что Таргитай рассмотрел даже мелкие камешки на дальней горе. Голая земля из серой и невидной превратилась в самоцветную плиту, что пролегла от одного края дальнего ущелья до другого. Красноватые прожилки, как живые, вплетались в оранжевые, расползались по серому камню, что тоже не был серым, если присмотреться. Там был целый мир, красочный и яркий, далекая отвесная стена из грязно-серой тоже превратилась в цветную, а на самых дальних стенах Таргитай с потрясающей четкостью различал все щелочки, видел прыгающих горных козлов, отсюда не крупнее макового зернышка.

      – Боги, – выдохнул он пораженно, – и такой мир должен исчезнуть? Да они все с ума сошли!

      – Какой мир? – встревоженно спрашивал Олег. – Какой мир?

      Мрак бросил острый взгляд на потрясенного певца. Кулаки оборотня сжались, словно вытряхивал душу из восторженного дурня, но сдержался, лишь шумно выдохнул:

      – Что ты видишь, слепец… Видел бы ты еще и запахи!

      – Пошли, – сказал на это Олег.

      – Побежали, – согласился Мрак.

      Таргитай, вздохнув горестно, спрятал дудочку. На ходу играть и петь наловчился давно, как лежа и сидя, но на бегу…

      Когда проскакивали широкие поляны, они слышали, как в сияющей синеве едва слышно верещит счастливо и беззаботно жаворонок, единственная птица, которой Род позволял взлетать к себе на вершину Прадуба. Когда-то, когда он на пару сотен лет впал в тоску… надо подумать, сказал себе Олег трезво, что за повод для тоски мог быть у самого бога богов?.. так вот, в годы тоски жаворонок ежедневно утешал Рода, распевал ему в уши свои нехитрые песенки… прямо Таргитай, сказал себе уязвленно… выбирал из волос соринки, когда тот в отчаянии бился головой о ствол, и за такое участие высший из богов позволил ему подниматься прямо к себе.

      Правда, иногда, возгордившись, жаворонок хватает соломинку и летит наверх, похваляясь всему свету: «Полечу