Сказки на завтрак. Анабель Ли

, что из-за них застряли у входа.

      Если бы стены этого исторического театра могли говорить, они, несомненно, рассказали бы несколько увлекательных историй. С 1705 года театр Ее Величества неоднократно переименовывался, перестраивался и ремонтировался. Он до сих пор находится в самом сердце лондонской сцены и продолжает воплощать утонченную душу британского музыкального театра. Но, поскольку стены не могли говорить, детали тех интересных историй мы, к сожалению, не узнаем, зато я точно озвучу матери другие истории, поскольку в отличие от стен, я говорить могу.

      – Макс, дорогой, будь сдержанней, – Попросила мама, когда я приподнял и передвинул с нашего курса движения одну из туристок. – Что подумают об английских манерах приезжие?

      – Думаю, они прочли достаточно, прежде чем притащиться сюда на экскурсию. – ответил через плечо, прокладывая путь к нашим местам. – Вряд ли секундная заминка способна перечеркнуть вдалбливаемое годами понимание «манер английского общества».

      Мама решила проигнорировать мое замечание и попыталась настроить нас на предстоящее трёхчасовое сидение в одной позе в огромном помещении набитом народом, как банка сардинами. Идеальное место для массовых террористических упражнений.

      – Потрясающее чувство, – сказала мама, усаживаясь в кресло. – Я ощущаю себя частью истории. Когда смотришь вечную классику – Призрака оперы – кажется, будто этих трёхсот лет не было.

      – Раз уж мы заговорили об истории. – При этих моих словах мама почему-то напряглась.

      – За эти триста лет тут произошло сто семьдесят три несчастных случая, два убийства и ….

      – Макс, я прошу тебя, только не про историю. – Мама любезно улыбнулась обернувшимся с возмущенными лицами зрителям с переднего ряда. Мне показалось что им хотелось всё же дослушать про историю.

      – Хорошо, давай смотреть только в будущее. – Мой взгляд скользнул по люстре, которая сейчас балансировала на краю сцены. По задумке её в самом начале спектакля поднимут под потолок, чтоб впечатлить нас всех открывающимся действом. Я мысленно улыбнулся. – Поговорим о спектакле. Ты видела те два тонюсеньких троса, на которых люстра будет поднята вверх? – мама качала головой, а люди, сидевшие перед нами, нервно заерзали, кидая украдкой взгляды на люстру театрального зала, зачехленную на краю, и то место, где она должна будет быть у нас над головами. – Уверен, что видела хотя бы раз, мы же каждый год ходим смотреть этот спектакль. – Так вот, ее вес, к слову, около тридцати стоунов (190 килограмм). Если бы предмет такой массы упал с высоты двадцати футов…

      – Боже, когда ты уже женишь его! Не могу больше это слушать. – Воскликнула мама, сокрушенно растирая указательным пальцами виски.

      – Не могу уловить связь между моим предполагаемым браком и твоей потерей слуха. – Даже не удивился. Визит в театр всегда заканчивался одинаково – мне надо жениться.

      – Между нами будет сидеть хотя бы одна пара свежих ушей и я смогу ссылаться на старческую глухоту.

      – Ты хочешь, чтобы я женился на ушах?

      – Хоть бы и так.

      Зрители благополучно расселись и первый ненавязчивый звоночек я каким-то образом прослушал, однако, пока не выключили освещение, решил оглядеться.

      Как и всегда большая часть посетителей – туристы. Таких заядлых театралов, как моя мать, было всего несколько человек. Для нас поход на Призрака оперы последние десять лет был неким семейным ритуалом повторяющимся каждый год за день до того, как мамины студенты в университете кино и телевидения будут писать сочинение по произведению. Лично мне казалось странным, что она за столько визитов не выучила всё наизусть и по-прежнему настаивала на том, чтоб мы ходили освежить в памяти постановку. Лично я запомнил все арии и мог бы быть суфлером.

      Спектакль начался и мой мозг начал перебирать и расставлять в порядке произнесения реплики актеров. Они всплывали в сознании за мгновение до того, как те открывали рот. Когда престарелый Рауль Де Шаньи уже поднял руку, собираясь приобрести то, вокруг чего будут следующие два часа страдать герои, я бессознательно проговорил вперед бедного актера: «Лот № 665 – музыкальную шкатулку в виде обезьянки. – потом уже добавил от себя интересный факт из жизни. – Кто бы мог подумать, но именно музыкальные тарелки стали причиной смерти любителя баклажанов и классической музыки из Кройдона на той неделе».

      – Заткнитесь уже! – выкрикнул мужчина, сидевший впереди меня. Стоит отдать должное актеру на сцене, который даже не запнулся, но продолжал, на мой взгляд, менее уверенно.

      – Мама, ты уверяла, что в театр ходят приличные воспитанные люди, ты посмотри что за хамство. – Удивленно прошептал в ухо моей спутнице.

      – Мне кажется, все приличия уже забыты в истории. – Прошипела она сквозь стиснутые зубы.

      – Кстати, об истории.

      – Не надо.

      – Почему же? Я считаю своим долгом поддержать разговор. – Поскольку я умудрялся доносить информацию шепотом непосредственно в ушную раковину собеседника, более никто не возмутился.

      –Ты поздно вспомнил