Мой далекий близкий. Юлия Николаева

еще не поняла.

      – Да, дела… Хочешь, я приеду? Могу забрать тебя после работы…

      – Я не работаю, – вздохнув, рассказала подруге о вчерашнем дне. Ирка, некоторое время помолчав, протянула:

      – Да уж… Бывает же такое… Значит, у Шилова были враги… – на мой смешок быстро прибавила: – Я имею в виду такие враги, которые могли пойти на убийство. Ох, Аська, хорошо, что тебя не было с ним!

      – Хорошо, – согласилась я.

      Мы еще немного поговорили, а потом я, вздохнув, стала собираться к родителям. Посетить их было необходимо, потому что они, пока не увидят дочь своими глазами, не поверят, что я вообще жива.

      Мама встретила меня с театральным криком. Она вообще по жизни натура импульсивная, к тому же с актерским образованием, которое осталось нереализованным на сцене. Зато в жизни она отрывалась, как могла.

      Папа, глядя на то, как мама трагически застывает в позах и жестикулирует, всегда повторял:

      – Наш театр не знает, кого он лишился.

      Это обычно маму или смешило, или злило, но актерствовать она переставала.

      – Ася, – она осмотрела меня с ног до головы, а потом прижала к себе. Обняв, я похлопала ее по спине.

      Появившийся из комнаты папа только бросил:

      – Выдрать бы тебя, – и ушел в кухню. Я не совсем поняла, к кому из нас относились эти слова.

      В кухне пахло сырниками и кофе, так что желудок у меня заурчал, намекая, чтобы я не отлынивала и ела все, что дают.

      Папа, макнув сырник в сметану, откусил половину и прожевав, заметил:

      – А я говорил, что он плохо кончит.

      – Миша! – мама бросила на него укоризненный взгляд, присаживаясь рядом, и уставилась на меня. – Ну как ты, солнышко?

      У мамы все рыбки, зайки и солнышки, так уж повелось. Никогда не известно, кем ты окажешься сегодня, и в этом особая интрига.

      – Нормально.

      Я поморщилась. Одни и те же вопросы, одни и те же ответы.

      – Хорошо, что ты с ним рассталась, он мог и тебя втянуть в криминал, – папа совершенно не обратил на мамины слова внимания.

      – Миша! – его имя мама совместила с трагическим жестом, и отец, махнув рукой, подхватил свою чашку с кофе и удалился.

      Мама накрыла мою ладонь своей и ответственно заявила:

      – Дочка, мне ты можешь все рассказать.

      Я пожала плечами.

      – Да нечего рассказывать, мам. Папа прав, мы расстались, да и любви большой между нами не наблюдалось.

      Томительно вздохнув, мама откинулась на спинку стула, прикрыв лоб рукой.

      – Кого я воспитала, – начала она привычную песню, а я подумала, что надо удирать, а то начнется баллада про наши с Ильей нравы, и про то, что мы будем коротать старость в одиночестве, а бедные родители умрут, не дождавшись внуков. В общем, ничего нового. Потому я налегла на сырники и чай.

      Уйдя от родителей, однако не поспешила отправиться домой. Сидела в машине в соседнем дворе и пялилась на лобовое стекло в каплях дождя. Дел не было никаких, мысли текли вяло.

      В конце концов,