О чем тоскует могильщик?. Марина Столбунская

все хорошо. Это уже не по вашей части. – Девушка так и не повернулась.

      – Спокойной ночи, Вера Игнатьевна. – Степан двинулся дальше по коридору.

      И вот она выпорхнула из больничных дверей, укутанная в тончайшую шубу, позади сиделка несла большой саквояж с ее вещами. Игнатий Лукич помог дочери скорее скрыться от ветра в коляске.

      – Вы намерены навещать нас, доктор? Нужно ли смотреть, как идет Верочка на поправку? – обратился он к Горину.

      – Особой надобности нет, она вполне здорова, а что ей противопоказано, она знает, я говорил с Верой Игнатьевной вчера. Но один визит нанесу, если не возражаете. – Знал бы он, как запрыгало сердце в груди девушки и лицо под капором расплылось в улыбке при этих его словах. – На следующей неделе, в четверг, в полдень. Удобно ли будет?

      – Будем рады. – Мужчина запрыгнул в коляску, и они тронулись с места.

      Уйти со смены домой в тот день у Степана не получилось. Только коляска скрылась из виду, как подлетела подвода с вопящей женщиной неясного возраста, укутанной во множество платков. Она привезла сына из деревни, он свалился с колокольни, и, позабыв свои сердечные переживания, Горин бросился спасать мальчика. Множественные переломы костей и черепно-мозговая травма – лучшие лекарства от наивных мечтаний.

      Спал этой ночью он крепким сном, придя в конце концов к такому выводу, что молодым барышням свойственны чувственные порывы, спровоцированные новыми впечатлениями. Но они пройдут, и то, что он не позволил себе сыграть на слабости девушки и ввязаться в сомнительную интригу, было верным решением, и ее шуба внесла свою лепту в отрезвление его сознания.

      Неделя прошла спокойно и пролетела незаметно, насыщенная работой, раз только, в субботу, они с Вениамином смотрели очередной тур состязаний по французской борьбе, а после Степан не отказался пропустить с приятелем по рюмочке, он – по одной, а Веня – все десять. Нет, конечно, он не взял за правило ходить по трактирам, у него была цель – поговорить о волнующем его вопросе.

      А дело было в том, что намедни была забастовка рабочих, но о ней Горин узнал лишь из уст Шурочки, продолжая игнорировать политику. Она прибежала к нему на квартиру посреди ночи, в страхе за своего отца пренебрегая приличиями.

      К слову сказать, у Шуры была маленькая, из трех человек, но дружная и милая семья. Отец работал на Морозовской фабрике, а мама шила платья и вместе с дочерью мастерила тряпичных кукол. Они снимали трехкомнатную довольно просторную квартиру, и окна ее смотрели на комнату Степана.

      В ту ночь он проснулся от настойчивого стука в дверь. Еле продрав глаза, медленно отходя от крепкого сна, он отворил и обомлел, увидев на пороге заплаканное лицо гимназистки Шурочки.

      – Христа ради простите, Степан Сергеевич, что разбудила, но папенька, кажется, помирает. Прошу вас, ежели можете, взгляните, – умоляла она, утирая нос платком.

      – Да-да, я только оденусь. – Он замялся, не зная, где попросить ее подождать.

      – Я тут постою, – с пониманием сказала девушка.

      – Я