Босиком по стеклам. Книга 2. Алекс Д

меня собственные мини-фильмы.

      – Дон? Дон Мердер? – поджимая губы, шучу я.

      – Донни не имел никакого отношения к мафии, – коротко поясняет Мердер. – Так звали пса, что подарила мне мать, – его голос становится сдавленным, словно он борется с внутренним отвращением и неприязнью. Они не направлены в сторону матери и пса, но кому они могут быть адресованы, я не имею ни малейшего понятия.

      – Ты, должно быть, любил его.

      – Пес был куда приятнее многих людей, что я лицезрел в своем детстве.

      – Правда? И какие люди тебя окружали?

      – Это неважно, – отрезает Кол, отпивая из стакана еще несколько глотков пива. – Даже не пытайся составить на меня досье, Пикси.

      – Я и не пытаюсь… Просто ты говоришь о Донни с таким видом, словно с ним что-то случилось. И это тебя ранило.

      – Его придушили голыми руками. Неприятное зрелище, детка.

      Меня всю передергивает.

      – Мне очень жаль, – пытаюсь взять его за руку, но он одергивает ладонь, словно не жаждет разделять со мной моменты плохих воспоминаний. А может быть, не хочет казаться уязвимым и наделенным душой, сочувствием и милосердием. Мужчины думают, что безоговорочная сила и жесткость их красит, и им стоит держать все свои эмоции под контролем, но это неправда. Мне хочется видеть перед собой человека, а не гранитный камень.

      – Так бывает. Жизнь коротка, поэтому нужно брать от нее все, Энж. Глупо отказывать себе в заветных желаниях. Откладывать все на потом, – он подмигивает мне, расплываясь в дьявольской улыбке, взывающей меня к грехопадению. – «Потом» может никогда не наступить.

      – Именно это я и делаю сейчас, – опустошая свой бокал, веду плечом я. – Что насчет других важных имен твоей жизни? Как звали твою маму? Почему имя пса, а не ее? – начинаю засыпать его вопросами. – Ты любил собаку сильнее матери?

      Взгляд Мердера мгновенно темнеет.

      – Моя мать родила меня. Подарила жизнь. На этом спасибо, – отстранённо замечает Кол. Не могу представить, что я когда-либо буду говорить о маме с подобным взглядом.

      – Что с ней случилось? – продолжаю пытать я. Мне хочется знать. Хоть что-нибудь о его семье, о его прошлом, о том, что сделало его таким, каким он является сегодня. Изучать другого человека – все равно, что познавать новую Вселенную. И с Колманом мне хочется знать состав каждого ее атома.

      – Ее больше нет, – все тем же ледяным тоном, от которого холодом веет сильнее, чем от этой прозрачной стойки.

      – Ее имя ты не набил на своем теле?

      – Нет. Ей я посвятил не имя.

      – А что?

      – Узнаешь, когда будешь рассматривать мою спину, – звучит как призыв к действию.

      – Ты умеешь заинтриговать, – горько усмехаюсь я, испытывая острое желание изучить каждый рисунок на теле своего похитителя. Языком, губами, кончиками пальцев… хоть я и никогда не произнесу этого вслух. – Как думаешь, мне набить что-нибудь?

      – Мы можем это устроить. Что ты хочешь?

      – Хм, я не