Моя невинная девочка. Екатерина Орлова

ка вон зарядила, что никогда не выйдет замуж. Я же так никогда не дождусь внуков.

      – Да зачем они тебе? Ты двести дней в году в разъездах. Ну какие внуки?

      – А я и не говорила, что буду нянчить их. Я просто сказала, что пора уже. Тридцать два, Макар. Твои живчики быстрее не становятся.

      Я закатываю глаза и легонько упираюсь в стену лбом. Это издевательство какое-то.

      – Мамуль, давай договоримся: ты не говоришь о внуках – я не обсуждаю твои отношения с Леликом.

      Слышу тяжелый вздох и понимаю, что мама наконец сдается.

      – Как на работе дела?

      Я не успеваю ответить, когда квартиру пронизывает звук дверного звонка. Я бросаю взгляд на часы и слегка офигеваю. Одиннадцать часов вечера. В это время приличные люди по гостям не ходят. Могут завалиться только мои друзья, но они неприличные.

      – Мам, погоди секунду, ко мне пришли.

      – Девушка?

      – Мам, ну какая… – успеваю произнести, открывая дверь, и застываю на месте, теряя дар речи.

      София Силантьева собственной персоной. Мой личный ад и рай в одном хрупком, изящном флаконе. Мой ночной кошмар и влажный сон.

      – Мам, я перезвоню, – произношу хрипло и сбрасываю звонок, пока рассматриваю эту засранку.

      Она стоит передо мной, хлопая густо накрашенными ресницами. Огромные глазищи смотрят испуганно, дрожащие пальцы сжимают ремешок небольшой сумочки. Боевой раскрас я оценил. И все слои штукатурки, под которыми скрывается румянец. Он там наверняка есть, и мне хочется умыть дурочку, чтобы увидеть всю красоту, которую она прячет под косметикой. Сегодня Софья сама на себя не похожа. На ней черный плащ до колен, темные колготки и туфли на высоком каблуке. Пока еще больше я ничего не вижу. Волосы собраны в высокий хвост. Я пару минут оторопело смотрю на нее, не в силах собраться с мыслями, а потом вспоминаю, что я же тут вроде как взрослый. Преподаватель и вообще.

      – Софья?

      – Добрый вечер, Макар Ильич.

      – Что ты здесь делаешь? Или адрес перепутала?

      – Не п-перепутала. К вам… пришла, – выдыхает она, заикаясь.

      – Ко мне? Зачем?

      – Можно войти? Не в коридоре же нам разговаривать, в самом деле, – она нервно хихикает.

      Я хмурюсь еще сильнее и отступаю от двери, впуская Силантьеву в квартиру. Ох, сколько раз еще я пожалею о том, что сделал это!

      Как только входная дверь со щелчком закрывается, Софья поворачивается ко мне лицом, роняет сумку на пол, расстегивает плащ и резко распахивает его полы, сбрасывая с себя. А я… охреневаю. Обтекаю. И пытаюсь сделать вид, что не возбужден, как подросток, и мне совершенно наплевать на безупречное хрупкое тело, облаченное только в кружевное белье и чулки. Блядь, лучше бы были колготки, ну правда. Пару секунд я пялюсь, силясь не пускать слюни на пол, а потом резко отворачиваюсь.

      – Софья, какого хера? – рычу я. – Что происходит?

      Дожился, Гордеев, спрашиваешь у красивой девушки, зачем она перед тобой разделась. И все бы ничего, только вот эта девушка младше меня на одиннадцать лет, и я ее препод по международному праву. Препод, который все никак не поставит ей зачет.

      – А что? – слышу истеричные нотки. – Не нравлюсь? Другие нравятся, а я что, рожей не вышла?

      Поворачиваюсь к Софии и ценой неимоверных усилий смотрю ей только в лицо. Большие глаза уже наполнены слезами, и это просто капец. Я не умею обращаться с женской истерикой. Нет, я не пасую, просто впадаю в ступор. А если эта расплачется, я вообще могу потерять самообладание. Потому что… ну это же Софья. Рядом с ней я иногда чувствую себя каким-то остолопом, который никак не может оторвать свой извращенный взгляд от девочки.

      – Не нравишься, – отвечаю я, и она мечет в меня зрительные молнии. – Такая не нравишься. Зачем пожаловала в непотребном виде, Силантьева?

      – Хочу зачет по вашему предмету.

      – Как соотносится знание международного права вот с этим всем?

      Я неопределенно машу на нее рукой, сам при этом все же лизнув жадным взглядом соблазнительное тело.

      – Мне сказали, что так можно получить зачет.

      – Как – «так»? – резко спрашиваю я.

      – Ну, переспав с вами, – уже не так уверенно произносит эта несостоявшаяся соблазнительница, и ее щеки розовеют. Ох, Софья, не буди лихо…

      Сердце начинает колотиться в районе горла, когда фантазия несет меня, как машину по обледеневшей трассе. Мысленно я уже раз пять нагнул эту неумелую соблазнительницу и трахнул так, что в глазах потемнело. А в реальности мне бы стоило нагнуть ее только для того, чтобы выпороть предприимчивую задницу. Я прищуриваюсь.

      – Кто сказал?

      – Какая разница? – она тоже прищуривается и задирает подбородок.

      Я сосредотачиваюсь на ее шее. Сюда смотреть безопасно. Наверное. Нет, небезопасно. Там, под тонкой, практически прозрачной кожей, бьется синяя венка. Мой рот наполняется слюной, так сильно хочется почувствовать эту венку языком. Чертова Софья,