Портрет Иветты. Игорь Куберский

что Кашин невольно улыбнулся.

      Смех приблизился, смолк, скрипнули камешки под ногами, и женский голос со значением произнес:

      – Дима, ради бога, простите, если мы вас разбудили…

      – Я не сплю, – отозвался из темноты Кашин. Оказывается, его уже знали по имени.

      – Дима, у вас случайно не найдется сигарет?

      – Найдется, – сказал Кашин, благодарный за это дважды и притом тепло произнесенное «Дима», словно таким образом его вырывали из стойкого одиночества, предлагая взамен внимание и участие.

      Не включая света, он нашарил пачку, граненый параллелепипед тяжелой зажигалки и поспешил наружу. Сердце его билось учащенно.

      Возле дома в позах легкого смущения маячили два силуэта.

      – Ради бога, еще раз простите, – мерцая белками глаз, встала перед ним соседка – ее загорелое лицо сливалось с темнотой, – ужасно курить хочется, а сигареты кончились. Настя не проснулась?

      – Ну что вы… – невпопад сказал Кашин. – Если не возражаете, я тоже покурю с вами.

      – Ой, здорово! – Соседка, ее звали Людой, озарилась, будто его общество было неожиданной наградой. Подруга Люды промолчала.

      Втроем они прошли по хрупающему гравию и сели у фасада за небольшой круглый стол, покрытый холодной пластмассой. Тут уже сидел Людин десятилетний сын Боря, держа за передние лапы хозяйскую собачку по имени Чопик. Чопик скорее из вежливости повиливал хвостом.

      – Уф! – с наслаждением выдохнула дым Люда. Подруга тоже закурила.

      – А этот усатый, который тебя приглашал, – возобновляя разговор, снова оживилась Люда, – ты его не узнала? Он же на базаре, грушами… Днем нас ободрал, как липок, а вечером на эти же деньги… шампанским… Как он представился? Директор турбазы? – И она снова заразительно прыснула от смеха.

      Иветта, так звали ее подругу, по-прежнему молчала, склонив голову набок и поддерживая Люду лишь слабой усмешкой, словно думала о чем-то далеком, своем.

      Из неплотной черноты на свет лампочек высовывались деревья, и звезды едва держались в рыхлой разреженной высоте.

      – Теперь хорошо бы на море, освежиться… – продолжала Люда. – Весь порядочный Коктебель принимает ночные ванны. Ну, чем мы хуже?

      Иветта, не меняя позы, тихо, незначаще осведомилась, обращаясь к Кашину:

      – А у вас нет желания?

      В одно мгновение декорацию развернуло, и действие потекло неведомым путем.

      Открыв дверь, Кашин на ощупь стянул с никелированной спинки Настиной кровати полотенце, вдохнул теплый сонный воздух и с легким чувством вины перед дочерью вышел.

      Втроем – сына Люда с собой не взяла – они вышли за калитку.

      Море было прошито рвущейся серебряной ниткой. Бетонные плиты дороги еще не успели остыть и источали тепло. Через несколько шагов все погрузилось в темноту, но и здесь, во тьме, были рассеяны частицы света, и мелкие камешки под ногами, иссохлые заросли колючего кустарника, крутые обрывы в складках оползней, – все было зримо.

      Захрустела,