Послание из прошлого. Сергей Милушкин

ых дубов.

      Мяча не было. Толстый слой пыли на полу дрогнул от сквозняка – пылинки взлетели и закружились в солнечном вихре. Яркий луч солнца, падающий из кухни, выглядел нарядным и даже праздничным, он сильно диссонировал с общим видом помещения – бедным и каким‑то невыразимо печальным.

      Виктор вздохнул. В этом момент позади него хлопнула дверь и из проема показалась маленькая старушка с ведром в руках.

      Виктор оглянулся и вздрогнул. По его спине пробежали мурашки.

      Не то чтобы он боялся кого‑то встретить, в этой жизни он уже перестал бояться… но…

      – Витя… – тихо сказала женщина. – Это ты? Витенька…

      Женщина охнула и прислонилась к стене.

      – Господи, – прошептала она. Слезы побежали по ее щекам, и Виктор почувствовал, как сердце его сжалось.

      – Тетя Оля… – тихо сказал он. – Это я…

      Она поставила железное ведро на пол.

      – Маша… Мария Павловна… не дождалась… Господи, Витенька… как же так…

      Он подошел к ней и мягко обнял. В горле стоял ком.

      – Простите меня… тетя Оля…

      Она немного отстранилась, покачала головой.

      – Да за что же, родненький… от тюрьмы, да от сумы… Жаль Мария Павловна не дождалась тебя. Ты даже не представляешь, как она ждала…

      – Приговор отменили, – сказал он тихо. – Дело отправили на новое расследование по вновь открывшимися обстоятельствам…

      – Она до последнего верила, что ты не убивал. Не мог этого сделать…

      Виктор покачал головой и отвернулся, чтобы тетя Оля не увидела его мокрых глаз.

      – Кроме нее никто не верил, – тихо сказал он. – Даже адвокат говорил, признайся, скостят срок…

      Тетя Оля, которую Виктор помнил как женщину властную, дородную, но вместе с тем, сердечную, теперь будто высохла, съежилась, сжалась. Виктор всегда немного побаивался ее и периодически был тянут за уши за то, что таскал яблоки с ее дерева под окном. Она была бездетной и незамужней – всю жизнь проработала директором столовой неподалеку.

      – Спасибо вам, тетя Оля, – Виктор посмотрел на ее заплаканное лицо и чуть улыбнулся. – Спасибо, что были с мамой до конца.

      Она чуть качнула головой и сжала его кисти в своих сухих костлявых ладонях.

      – Ты останешься теперь или…

      Виктор покачал головой.

      – Пока не решил, – сказал он.

      – Ну иди… – кивнула она на открытую дверь. – Иди…

      До полудня Виктор убирал в квартире, проветривал, стирал шторы, помыл пол, вычистил плиту и отдраил окна. Руки дошли до шкафа – огромного старинного шкафа из красного дерева, невесть как очутившегося в их семье.

      С трепетом смотрел на платья и одежду матери – вещи висели на плечиках, чистые, опрятные, они будто бы ожидали, что их хозяйка вот‑вот вернется.

      Виктор потянул за ручку и выдвинул большой ящик внизу шкафа. Он был забит фотоальбомами, отельными карточками, мелкими хозяйственными принадлежностями и прочими житейскими мелочами. Многие из этих вещей он хорошо помнил. Например, вот эти изогнутые ножницы, которыми он чуть не оттяпал себе полпальца в три года. Или синяя лампа, которой ему грели уши, когда те болели. Виктор с удивлением обнаружил, что сама лампочка до сих пор цела и невредима. Сколько же лет прошло? Тридцать? Сорок?

      На дне ящика он обнаружил красную картонную коробочку с овальным логотипом «СЛАВИЧ» и надписью «Лента магнитная ТИП А 4409‑6Б», покрутил ее в руках, потом повернул боком и из нее вывалился странный предмет, назначения которого он сразу не вспомнил, а когда узнал, то улыбнулся. Матовая пластиковая катушка с измятой на конце коричневой пленкой.

      Конечно же, это была магнитофонная бобина. Таких уже давным‑давно не делают, и никто их не использует. Откуда она у матери и что на ней записано? Было бы интересно послушать. Виктор не помнил, чтобы у них когда‑нибудь был магнитофон. Возможно, отец… перед отправкой в Афган записал… С войны Алексей Петрович не вернулся.

      Виктор помнил отца смутно, скорее его образ, запах, добрые сильные руки…

      Он отложил бобину, попытался продолжить уборку, но лежащая на подоконнике магнитофонная пленка притягивала его взгляд словно магнит.

      – Что же там может быть? – вслух спросил он, но никто ему не ответил. Мать, сколько он помнил, никогда не рассказывала про эту пленку.

      Он снова взял бобину в руки. Как же можно ее послушать?

      Даже если в городе и остался кто‑то из его старых друзей или знакомых, то, конечно, ни у кого из них такой техники уже давным‑давно не было. Да и встречаться с кем‑то после того, что произошло, Виктор не очень хотел – ставить людей в неудобное положение было не в его правилах. После того, как на него повесили преступление, которого он не совершал, почти все в городе считали его виновным – убийцей. Вряд ли бы кто‑то захотел с ним разговаривать.

      Виктор достал дешевый телефон, который он успел купить на вокзале за деньги, заработанные в тюрьме,