Заступница. Проза. Роза Крыма

д грусти, – она всхлипнула, и продолжила:

      – Его я сотру. Она опять всхлипнула, вытерла слезу на щеке со словами: – А последний листочек – сдует к утру!

      Она положила тонкую кисть на выпиравший живот, потом тоскливо посмотрела через стекло на берёзку, что стояла во дворе.

      На её жёлто – оранжевой кроне, трепетавшей от удивительно тёплого ветра, – шёл уже ноябрь месяц, -на совсем тоненьких верхних веточках сидели две пичужки. Из-за всходившего солнца, мокрая листва золотилась, а у птах теперь виднелись алые грудки. Они вели перекличку, как это делают снегири, с тихим грустным присвистом, порхая с ветки на ветку, заставляя колыхать огромный жёлтый шар, на который походила берёзка из-за роскошного покрова.

      – Ведь посмотри!…Ни один листочек не упал, хотя снегири изрядно потрепали дерево! – прошептала совсем молоденькая девушка, что готовилась стать матерью.

      Она увидела пару, пусть даже из птичек, и чувство одиночества нахлынуло, снова дало о себе знать: где – то внутри всё сжалось, а по телу пробежала неприятная дрожь. И хотя в избе было хорошо натоплено, она натянула концы пухового платка, который накинула на плечи, и скрестила их на груди. Потом подошла к окну вплотную, и с силой подула красивыми губами на стекло, туда, где виднелась берёзка, не желающая облетать даже в ноябре. Она обвела взглядом все голые деревья, среди выпавшего снега, и опять подула на непокорную берёзку.

      Это, конечно, помогло, дане надолго: жёлтую крону скрыло запотевшее стекло. Но буквально, через секунды, окно опять стало прозрачным. И такая немудреная листва засверкала монистом в утренних лучах!

      Она набрала воздуха, чтобы дунуть изо всех сил на окно, но из-за слёз, скатившихся на верхнюю губу, громко фыркнула, забрызгав окно. И рассмеялась от нелепости своего занятия: дуй, – не – дуй, а берёзка стоит, и победно переливается золотом среди белизны снега, местами, правда растаявшего.

      Да, такой тёплой осени даже старики не могли припомнить.

      Неожиданно, под сердцем толкнул ребёнок. Потом ещё, словно говоря: «Ну чего, мама? Какая же ты – одна?»

      Она улыбнулась: теперь – действительно.-не одна! И не важно, что будет, – она станет мамой! Она положила обе руки на живот, скрестив нежные пальцы, даже не зная, чью жизнь теперь они будут держать. Потом смело подняла подбородок, и улыбнулась солнцу, что так приветливо освещало будущее утро. Расправила узкие плечи, которые сутулила в последнее время, словно пряча живот ото всех. Теперь на этих хрупких плечах ей предстояло нести самую нелёгкую и великую долю, что дается женщинам на земле – быть матерью…

      Ночью поднялся сильный ветер. Она проснулась.

      Стены в доме трещали, а за окном завывала вьюга.

      Что-то резко дёрнуло в низу живота. Она охнула от резанувшей боли. «Берёзку, наверно обнесло… -мелькнуло в голове.

      Она мигнула фонариком по постели; на простыне виднелась кровь. Страх снова сковал её, – теперь не ложного стыда, равного глупости, а страх потери того, что она осознала, и назвала счастьем. Помощи ждать было неоткуда; в их захолустье не работал даже фельдшер…

      А телефон отца ребёнка замолк месяц назад.

      – Только не теперь! Только- не сейчас, малыш! – твердила она. Но ребёнок толкался, спеша выйти из темноты. – Слышишь, малыш! Мы не пропадём, только потерпи!

      Она сцепила пальцы на пупке, кусая губы. Боль стала невыносимой. Через стоны страдания, она натянула валенки, и вышла на крыльцо. Ветер валил с ног. Она, еле запахнув стеганку, стала вспоминать…

      Вот, на этом крыльце он и она целовались. На этих самых ступеньках он взял её на руки, когда она сообщила, что- беременна. И не отпускал, пока не попросила.«Даже берёзка не успеет облететь! Увидишь, я – туда, и – обратно! – горячо обещал он…

      Крыльцо жалобно заскрипело, а ветер хлестнул снегом по лицу. Почти задыхаясь, она направилась к дереву, что качало бурей, запнулась, и упала. Встать не было сил. И она ползла на четвереньках, лишь бы не давить на живот.

      Вот и берёзка.

      Цепляясь за шершавый ствол, она что есть сил, пыталась встать.

      И- встала, и чувствуя спиной опору, запричитала:– Помоги, родимая, вишь – бо некому заступиться за меня! Не буду больше плакать, глупая! Только защити! – и она попыталась обнять корявый ствол закоченевшими руками, что зашлись от холода, когда ползла по снегу. Притулила лицо к стволу, и услышала то ли скрип, то ли стон качающегося большого дерева. Но заметила, что боль чуть притупилась, а кровь, хлеставшая уже по коленям, унимается. Беременная измученно охнула, и потеряла сознание…

      …Она увидела перед собой очень красивую женщину, одетую, как монахиня. Женщина стояла на коленях, и что-то шептала, и плакала.

      Между беременной, и женщиной в черном горела свеча. Она хотела что- то сказать, но та, в черном, быстро зашептала: – Молчи! Потерпи! Ничего не говори! – и опять, плача, стала молиться. Беременная подумала, что она где-то видела незабываемое красивое лицо, облаченное сейчас в монашескую накидку…

      …Потом