Гуд монинг. Миша Московец

издательской системе Ridero

      У нее зазвонил телефон.

      – Да?

      Сквозь сон я услышал, как она разговаривает с кем-то, но сам не различал слов.

      – Антоша тебя просит.

      – Что? – спросонья бормочу я.

      – Антон спрашивает тебя. Говорит, что ты трубку не берешь.

      Я протягиваю руку и беру телефон.

      – Чего трубку не берешь?

      – У меня стоит ограничение на ночные звонки от тебя. Соскучился, что ли?

      – Еще бы, каждую ночь о тебе думаю, – голос у него был бодренький.

      – Как приятно.

      – Да не, Илья звонил, ему помощь нужна.

      Я взглянул на экран телефона.

      – В 3:27?

      – Он сам офигел, когда ему позвонили. Короче, как я понял, друг его пьяный сел за руль, увидел ментов и съехал с дороги. Теперь стоит и ждет.

      – Чего?

      – Пока к нему приедет Илья и отвезет домой его и машину.

      – Нафига он пьяным садился?

      – Сам не понял, но что-то там случилось у них.

      Я окончательно проснулся и перевернулся на спину.

      – И что же вы хотите от меня?

      – Твою машину и тебя за рулем.

      – Так и думал. Кто меня за язык в 2017 тянул, когда машину покупали.

      – Сложно хранить такую тайну много лет.

      – Зато столько бы ночей спокойно дома спал.

      – Скучно же. И да, поездка не будет бесплатной, этот тип обещал раскошелиться. Так что?

      – Я так понимаю, выбора у меня особо нет.

      – Ага.

      – Тогда я все же скажу, что не хочу ехать.

      – Окей, заедешь за нами?

      – Да, соберусь только.

      Антон бросил трубку.

      – Ну что?

      – Надо одного пьяницу спасти от лишения прав.

      – Друг ваш?

      – Какой-то знакомый Ильи.

      – И зачем тебе ехать?

      – Бремя друга с машиной. Возможно, когда-то и мне понадобится такая помощь.

      – В три ночи я бы лучше поспала.

      – Вот и поспи за меня. Пойду собираться, – я поднялся с кровати и поцеловал ее. – Закрою сам.

      – Аккуратнее там.

      – Конечно.

      Я быстро умылся, запихнул в рот кусок любимой подгорелой шарлотки, оделся и вышел на улицу.

      Было прохладно, хотя стоял май. Уже светало. Во дворе ни звука, и я поймал себя на мысли: как же приятна эта мертвенная тишина, которая на утро сменится нескончаемым человеческим гулом.

      Я завёл машину, и мне показалось, что звук мотора эхом отдался в каждое окно нашего квадратного двора. Надеюсь, я никого не разбудил.