Дезертум. Анастасия Владимировна Соколова

соединяла буквы в слог, о чем делалось замечание, она кидала книжку на пол, топала ножками, сжимала в ярости кулачки. «У меня не получается. Не получается!» – кричала девочка. Позднее она объясняла, рассказывая про детский сад: «Ребята читают очень плохо, я, по сравнению с ними, читаю хорошо». Когда няня указала на то, что в ее возрасте она сама читала лучше, девочка развернулась и со всего маху ударила няню по лицу. И хотя девушка не ожидала такого, она не разозлилась на ребенка, даже не поругала. Однако заниматься с ней отказалась. Девочка же, осознав, что можно добиться своего силой, теперь часто била няню, когда та отказывалась потакать ее капризам. Няня молчала; порой она тихонько плакала в укромном уголке – столько лет они с малышкой были вместе, она полюбила ее и не могла причинить никакой вред. Обижаться на ребенка тоже не было сил.

      Отец считал девочку своей красивой игрушкой: ею можно похвастаться, с ней можно поиграть. Но он не выносил ее капризов – когда девочка в очередной раз демонстрировала свой характер, он начинал на нее кричать, а то и хватался за ремень. Но девочка не терпела над собой таких издевательств – она кричала в ответ, давала отпор, даже сквернословила. Конечно, отец всегда выигрывал битву, оставляя девочку с ссадинами и синяками лежать на холодном полу.

      Девочка возненавидела отца. Была бы ее воля, если бы ничего за это не было, она бы его убила. Вскоре девочка стала желать смерти всем, кто что-то делал не так, как ей хотелось. Ненависть поглотила ее настолько, что она считала нормальным издеваться над другими детьми в детском саду. Мама, любившая ее всем сердцем, всё прощающая и понимающая, безропотно терпела все ее выходки. «Я не хочу убираться в своей комнате, – кричала девочка. – Пошла отсюда!»

      Она любила, чтобы дверь в ее комнату всегда была закрыта. Потому что никто не имел права нарушать ее покой. Всё вокруг существовало исключительно для нее. Позднее, осознав, что так запросто можно остаться без друзей, она начала меняться: идти на уступки, прощать слабости. Она хотела стать «своей» среди друзей. Поэтому так заботилась о внешности и одежде – всё должно быть как и у всех, а если лучше и больше, то вообще замечательно!

      Никто никогда не должен даже подумать о том, чтобы осудить ее. Она панически боялась этого.

      Девочку звали Злата.

      Глава 2

      Alea jacta est[3]

      Злата играла во что-то на телефоне. Няня, убравшись дома, напомнила девочке об уроках.

      – Ты опять засидишься допоздна, – предупредила девушка.

      – Я сама разберусь!

      Вчера девочка так и не сделала уроки: она смотрела телевизор. Казалось, что ее не интересовало ничего, кроме экрана.

      Отец несколько раз предлагал ей сходить покататься на лыжах, но Злата не соглашалась: она не любила лыжи, да и любые физические упражнения, кроме разве что танцев. Порой она запиралась в своей комнате и танцевала. Ее даже отдали в студию танца развивать талант, но она быстро ее забросила, заверив родителей, что ей это неинтересно. У Златы

3

Жребий брошен (лат.). – Прим. автора.