Антик с гвоздикой. Ирина Мельникова

увядшей прежде времени помещицей, с большой грудью и в нарядах, которые вышли из моды лет этак двадцать назад. Самодурство в крови русских барынь, особенно тех, что обрекли себя на проживание в подобных, богом забытых местах, где модные парижские журналы отродясь в руках не держали, и вся забава что с мухами воевать да девок по щекам хлестать или с собственным конюхом прелюбодействовать.

      Но напряжение в нем продолжало расти, непонятное раздражающее его напряжение, переходящее в дрожь, и, чтобы ее унять, ему пришлось стиснуть зубы и сцепить пальцы – подрагиванием они могли выказать его неожиданное и столь же нелепое волнение.

      Чтобы не выдать своего ничем не оправданного интереса к окрестностям, Григорий смотрел в окно кареты вполоборота, словно нехотя, надеясь, что его взгляд по-прежнему скучающе-ленив и никоим образом не отражает истинного настроения хозяина.

      Слева над холмами и темной стеной елового леса показалась высокая колокольня, четко выделяющаяся на фоне посветлевшего неба. Дорога взлетела на увал, и с него открылась панорама городка, разлегшегося на высоком противоположном берегу реки, бесконечные извивы которой терялись среди холмистых гряд, укрытых густым лесом.

      Храмы, зубчатые стены, башни… Далеко видны высокие, поросшие травой земляные валы, маковки церквей, всегдашние аркады екатерининских еще торговых рядов и обывательские домики в садах, разбросанные по косогорам, разделенным оврагами.

      – Белореченск, – пояснил Аркадий, – тут неподалеку бывшее матушкино имение находится. Я эти места с малолетства знаю.

      Дорога вновь скользнула вниз, потом вверх. Где-то близко в затененном ивами овраге угадывалось присутствие небольшой речушки или ручья. Горбатый мост, бревна которого так резво пересчитали копыта лошадей, на пригорке покинутое здание немецкой экономии, а дальше совсем ровная, высокая, точно подрезанная гигантскими ножницами стена лип, и тут же справа между темными стволами опять бесконечная водная гладь огромного озера.

      – Смотрите, ваша светлость! – выкрикнул Кузьма и вытянул руку в направлении озера. – Вон она, красота-то какая!

      Но Григорий уже и сам увидел то, что Екатерина Великая окрестила когда-то «Антиком с гвоздикой». Огромный трехэтажный дом из белого камня с шестью колоннами парадного входа, на которых покоился изящный треугольный фронтон. Высокое крыльцо, двумя маршами сбегающее к озеру, украшено фигурами мраморных львов, лежащих в позе сфинксов. Образуя двор, кругом, словно девки в хороводе, расступились липы, а в самом центре его возвышался громадный дуб с привольно раскинувшимися ветвями, прикрывающими дом от посторонних взглядов. В высоких окнах бельэтажа, за которыми угадывались анфилады парадных покоев, играли солнечные лучи, еще выше – антресоль с почти квадратными окнами. Там наверняка находились детские и комнаты для учителей… Справа, неподалеку от дома, на высоком каменном пригорке виднелась легкая и изящная беседка-ротонда, укрытая кустами сирени, о восьми