Жизнь как притча. Борис Алексеев

, в одной тихой казачьей станице. Впрочем, началась эта история гораздо севернее, обыкновенным, ничем не примечательным июльским утром…

      В шесть часов утра в квартире на Волхонке раздался телефонный звонок.

      – Здравствуй! Здравствуй, брат Григорий! – послышался в трубке знакомый голос священника Михаила. – Помнишь ли меня, Гришенька? Скажу без предисловий: нужда к тебе имеется, нужда великая. Попустил я позор, прости Господи! Позволил нечестивцу храминушку мою посечь кистью поганой. Уж такой блуд на божьих стенах намалёван, что, чую, развалятся вековые камушки, не вынесут сущего позора. Исправить бы. Приезжай, не откажи! Славной дружине твоей поклон. За вас, честны́х богомазов день и ночь Бога молю. Приезжай, приезжай, брат!..

      Умилительный баритон отца Михаила ещё долго раздавался в трубке, украшая сердечную грусть южнорусскими оборотцами да прибаутками. Григорий слушал и невольно думал о своём: «Отец Михаил… Сколько уж не виделись, лет десять, поди. Настоящий русский батя: борода в капусте, а мысли прямиком до Бога летят. И возвращаются крылатые, как ангелы…»

      …1993 год, 3-е октября, поздний вечер. Осаждённый двор Белого дома ощетинился со всех сторон колючками баррикад. Из Останкино на грузовых машинах подвозят первые партии раненых. Отец Михаил в белом переднике, забрызганном кровью, принимает раненых с борта на импровизированные носилки. В интервале между машинами обходит и кадит баррикады.

      Наступает ночь, тревожная ночь перед главными событиями грядущего дня. То, что скоро случится что-то ужасное, понимают практически все. Никто не уходит. Идёт молчаливая сосредоточенная работа. Достраивают заграждения, разливают по бутылкам боевой (но, как оказалось, совершенно бесполезный) «коктейль Молотова», назначенные командиры взводов делают последние инструктажи перед…

      Отец Михаил непрерывно исповедает и причащает. Ограничений никаких нет. Ел ты, не ел, читал правила ко причащению, не читал – едино.

      «Кто тогда остался, не подался прочь – уже герой и чистая жертвенная душа, – поминал потом октябрьские события отец Михаил, – кого, как не таких героев, и причащать-то? Ведь все они, небо молю в свидетели(!), на моих глазах, почти все полегли наутро. Везучих грешников, как ваш покорный слуга поп Мишка, маловато оказалось…»

      – Батя человек стойкий, – как-то рассказывал сослуживцам Григорий, – а спроси его про те денёчки – сверкнёт глазами и заговорит поначалу вроде бодрячком, да только на втором слове замолчит, закроет лицо ладонями и плачет. И сквозь слёзы сказывает, как ранним утром пятого октября ходил он в рваном подряснике по мёртвым развороченным баррикадам, кадил на кровь ещё не смытую и товарищей поминал…

      – Так что ж, родненький, порадуешь старика, приедешь?

      – Отче, обещать не буду, но с ребятами поговорю. Может, и стронемся.

      – Молю Бога, Гришенька, молю Бога!

      Отец Михаил простился и положил трубку.

* * *

      В то же день Григорий собрал артель. Так, мол и так. Денег у бати, известное дело, нет, а если и завелась копеечка, то, «что орёл что решка» – вся наша. Отец Михаил, он как образ Божий – последнее отдаст! Решайте, дело добровольное.

      – О чём тут, с-собственно, д-думать? – чуть запинаясь, произнёс Родион, правая рука Григория. – Коли Гриша зовёт, п-понятное дело, надо ехать всем ч-числом.

      На том и порешили. Два дня положили на сборы и домашние дела. Вечером третьего прибыли на Павелецкий вокзал. Погрузили в вагон артельное хозяйство – пустыми руками фреску не напишешь. А чтоб проводница не серчала, мол, завалили коробками все проходы(!), ей и шоколадку поднесли, и доброе слово сказать не забыли. Распихали вещи, расселись по полкам, как птицы по проводам, да покатили, попивая чаёк в подстаканничках, «с милого севера в сторону южную».

      По прошествии времени мы часто удивляемся, как мудро и единственно правильно судьба выстраивает нашу биографию. Выстраивает вопреки непониманию сердца и протестам ума. Что-то большое, несравнимое с сиюминутной оценкой событий, движет нас вперёд. И судьба на этом пути зачастую не милая подружка, а жестокая и эгоистичная управительница. Её решительно не интересует наше встречное мнение, если мы расходимся с ней в понимании блага. Она похожа на «безжалостную» мать, уводящую зарёванного малыша домой в самый разгар игры. Малышу невдомёк, что подул сильный ветер, и он может простудиться. Иногда судьба выступает в роли «жестокого» отца, заставляющего десятилетнего сына-курильщика курить до одури, чтобы тот больше никогда в жизни не коснулся сигареты. Только со временем мы начинаем понимать смысл случившихся событий. И тогда нам открывается история, писанная не росчерками бытовых капризов, а пером высокой и мудрой силы.

      На вторые сутки рано утром московские варяги прибыли в славный город Ставрополь. Выгрузились, пересели на автобус, четыре часа пылили по степным дорогам и к полудню добрались до станицы. Июль, жара, духота, слепни – экая северянам пособица! Сошли с автобуса, сгрузили скарб, выдохнули, огляделись. Метрах в трёхстах от остановки высокая стройная колокольня, как верстовой столб, царствовала над одноэтажным посадом. Подошли к храмовым воротам, перекрестились,