Боевой 1918 год. Владислав Конюшевский

будешь?

      Мой вопрос был, конечно, на грани. Особенно для здешних широт. Поэтому собеседник ответил обтекаемо:

      – Государев человек.

      Я хмыкнул, но уточнять не стал. Сказано вполне достаточно. Тут или спецы, или «консерватория»[1]. А может, вообще «слово и дело». Или еще несколько не менее интересных организаций. Но разница не очень большая. Главное, тот факт, что мужчина под погонами. А исходя из возраста, под солидными погонами. Минимум полковник, а то и выше бери.

      Иван, в свою очередь, поинтересовался:

      – А сам-то?

      – Не… я вольный стрелок. Под этот замес вообще случайно попал. Приехал по делам фирмы и в дороге налетел на диких. Они меня сразу не шлепнули, только потому что бледнолицый. Ну а потом, видно, решили захваченного русского более высокому начальству передать…

      Иван недоверчиво хмыкнул и затих. А я только плечами пожал. Правильно человек делает, что не доверяет. Да и мне не с руки всю правду говорить. У каждого свои секреты. Вот пусть они секретами и останутся.

      Так, потихоньку прощупывая друг друга, и провели время. Бомбежка давно прекратилась. Постепенно пыль более-менее улеглась и появилась возможность дышать, не заходясь в кашле после каждого вздоха. Мы вынырнули из своих коконов, с целью сделать обследование на предмет самовыкапывания и осторожной разведки местности. Только вот стоило вдумчиво осветить потолок пещерки, как выяснилось, что наши дела не просто плохи. Нам, можно сказать, кирдык настал.

      Начнем с того, что это вовсе не естественная полость. Это оказалось искусственное сооружение из здоровенных базальтовых блоков. В смысле – стены из блоков, а потолок – из не менее солидных каменных плит. И теперь в том месте, откуда мы сюда скатились, был не завал из земли, а две плиты. Одна лежащая боком, а вторая торцом. В торце видимая толщина внушала уважение. Такую плиту не всякий отбойный молоток возьмет. А главное, нигде не видно земли, в которую можно было бы забуриться. Эти четыре-пять метров до поверхности мы бы ножом, когтями и зубами прогрызли. Но нас окружал лишь камень, а та куча земли, насыпавшаяся сверху еще до закрытия убежища, тоже лежала на каменном полу. И теперь наше чертово убежище превратилось в склеп.

      Когда я это осознал, в истерику не впал только потому, что стало неудобно перед седым. Поэтому, запихнув внутрь пытающиеся вырваться из глотки вопли, маты и возможно даже слезы, просто сполз вдоль стенки и уселся на пол, тупо глядя перед собой. Да уж… всякое в жизни бывало, но чтобы закончить свои дни, будучи заживо похороненным где-то в жопе мира, я никак не рассчитывал.

      Иван тем временем, видно на что-то надеясь, неутомимо обследовал место завала. Хотя чего там смотреть? И так все ясно… В конце концов, устав подпрыгивать и ковырять потолок, он тоже опустился рядом со мной. Помолчали. Потом он тусклым голосом спросил:

      – Как считаешь, мы еще в Сирии или уже в Ираке?

      Я вздохнул:

      – Черт его знает. Слишком долго ехали. Может, и до Ирака довезли. Одно могу сказать точно – мы под землей. Из жратвы только два трофейных

1

Консерватория – Военная академия МО РФ (бывшая военно-дипломатическая академия).