Опасный менуэт. Адель Алексеева

Капниста, Державина, об отъезде Хемницера в Турцию.

      – И ты его провожаешь? Так отчего бы тебе, братец, далее с ним не пуститься в путь? Он до Черного моря, а ты далее, в Европу! Язык-то не забыл французский, по-итальянски малость я тоже тебя учил. Поглядим, что там изваял Жак? – он скинул с бюста ткань. – Глянь, а? Вот и ты тоже так учись.

      Михаил не мог отвести глаз от скульптуры. Какое выразительное лицо, какие умные глаза и… хитроватая улыбка!

      – А еще, Михаил, запомни, жить надо весело, не кручиниться. Потому как от кручины заводятся тараканы и болезни, даже бывает помешательство разума. У тебя, конечно, к православной крови примешалось что-то южное, однако и моя частица души в тебе содержится. Иди, Мишка! Я еще занят тут.

      …Спустя три дня путешественники сидели в карете и вновь вели долгие беседы, наслаждаясь дружеством.

      – Дружба – это блаженство, которое слетает к нам с небес, особливо для столь одиноких и тихих людей, как мы с тобой, Мишель! – разглагольствовал Хемницер.

      Иван Иванович повеселел и был неутомим в своих откровениях. Кому еще он мог рассказать о своих чувствах к Машеньке? О том, как разрывается его сердце меж нею и Львовым.

      – Ах, Николай Александрович как умен! Обхождение его имеет что-то пленительное, разум украшен столькими приятностями! Как действует он на друзей своих! А вкус его выше всех!

      Но в сердце Хемницера царила Машенька. Он так и не узнал, что друзья его втайне обвенчались. Михаил об этом не проронил ни слова.

      – Я понимаю: не пара я ей, предпочтет она Львовиньку, однако я предан им обоим. Мишель, перед отъездом подготовил я книгу стихов и басен и посвятил ее Марии Алексеевне. Знаешь, боялся, не оскорбит ли книга ее вкуса и красоты. И вместо фамилии своей на обложке поставил буквы N.N. O, я ее боготворю!

      Михаилу вспомнилась история со шкафчиком, и стало почему-то стыдно, – еще одна его тайна перед другом. От сердечных изъяснений Хемницер с легкостью переходил к стихам и басням, читал по-французски Лафонтена, по-немецки Геллерта, Сумарокова по-русски.

      – В басне «Орел и пчела» не мог я не похвалить пчелу, собирающую нектар. Она без всякого шума трудится. Вспомни, Мишель, как много болтают в наших светских салонах, жужжат, а меда нет.

      Как не почитать любимые вирши Державина, Львова, свои собственные? И как громогласно звучал голос Хемницера! Благо никто, кроме птиц пролетающих да ямщика, не слышал. Как не поучить морали друга?

      Кто правду говорит – злодеев наживает

      И, за порок браня, сам браненым бывает.

      Кто, говорят, ему такое право дал,

      Чтоб он сатирою своею нас марал?..

      Да, скромный пиит был подобен трудолюбивой пчеле. А еще он мечтал о семейном счастье. Даже посвятил картине одного французского художника стихи:

      Семейством счастливым представлен муж с женой,

      Плывущие с детьми на лодочке одной

      Такой рекой,

      Где камней и мелей премножество встречают,

      Которы трудности сей жизни представляют.

      Строки