Падение Гондолина. Джон Роналд Руэл Толкин

них был Лебедь, ибо Туор любил этот образ, и впоследствии стал он гербом самого Туора, и родни его, и его народа. Там прожил Туор очень долго, до тех пор, пока одиночество пустынного моря не вошло в его сердце, и даже Туор-отшельник возмечтал о голосе человеческом. Тогда пришлось вмешаться Айнур, ибо Улмо возлюбил Туора.

      Однажды утром, обведя взглядом берег – а случилось это в последние дни лета, – увидел Туор, что высоко в небе с севера летят на могучих крылах три лебедя. Прежде в здешних краях он этих птиц не встречал, и счел сие за знак, и молвил: «Давно в сердце своем порешил я отправиться в дальний поход; ло! – теперь, наконец, последую я за этими лебедями». Се, лебеди опустились на воду, трижды проплыли вокруг бухты и вновь взмыли ввысь, и неспешно полетели вдоль берега на юг, и Туор, взяв арфу и копье, двинулся за ними.

      В тот день Туор оставил за спиной немало лиг и еще до вечера пришел в край, где вновь появились деревья: очертания здешних земель разительно отличались от побережья Фаласквиля. Там Туор знавал могучие утесы, изрезанные пещерами, и гигантские морские гейзеры, и бухты, загражденные стенами скал, а от крутого обрыва неприютное, суровое плато уводило на восток – туда, где вдалеке синела кромка холмов. Теперь же Туор видел перед собою протяженный отлогий берег и песчаные косы, в то время как далекие холмы подступали все ближе к побережью, их темные склоны одевались соснами и елями, а у подножия росли березы и древние дубы. От холмов потоки пресной воды сбегали по узким расщелинам вниз, к взморью, и вливались в соленые волны. Порою встречались трещины настолько широкие, что и не перепрыгнешь; идти зачастую было куда как непросто, но Туор упорно пробирался все дальше, ведь лебеди по-прежнему вели его за собою: они то кружили над головой, а то устремлялись вперед, но на землю ни разу и не опустились, и шум их гулких крыл ободрял скитальца.

      Говорится, что так шел Туор вперед много дней подряд, а с Севера надвигалась зима – и нагнала-таки неутомимого путника. Тем не менее с началом весны добрался Туор, не пострадав ни от непогоды, ни от дикого зверя, к устью некоей реки. А надо сказать, что здесь раскинулся край более приветный, нежели у выхода из Златой расселины дальше к северу; более того, побережье изгибалось так, что море теперь находилось от Туора скорее к югу, нежели к западу, как он примечал по солнцу и звездам; однако ж до сих пор неизменно оставалось по правую его руку.

      Река текла по красивому руслу, а по берегам ее пролегли плодородные земли: травы и заливные луга с одной стороны, поросшие деревьями склоны с другой; она мешкотно струилась навстречу морю, а не вступала с ним в ярую битву, как Митримский поток на севере. Над водой выступали длинные островки, заросшие тростником и густым кустарником; а ближе к устью протянулись песчаные отмели. Эти места облюбовали сонмы птиц: таких огромных стай Туор нигде еще не видывал. Отовсюду доносились пронзительные кличи, стенания и пересвист; и там, в туче белых крыльев, Туор потерял из виду трех лебедей и более никогда уж