Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь. Вера Мильчина

– монархии не абсолютной, а ограниченной. 2 мая в маленьком замке Сент-Уан (к северу от Парижа) он подписал так называемую Сент-Уанскую декларацию. В ней король сулил французам некоторые конституционные блага: парламент из двух палат (который будет утверждать налоги), свободу печати и свободу вероисповедания. Декларация гарантировала новым собственникам сохранение «национальных имуществ» – тех имений, которые были отобраны во время Революции у дворянства и духовенства и проданы представителям третьего сословия. Король, таким образом, не покушался на свободы, завоеванные Революцией, однако объявлял себя «помазанником Божьим» – то есть монархом в старом духе. Сент-Уанская декларация, напечатанная в официальной газете «Монитёр» 3 мая и расклеенная в виде афишек на стенах парижских домов, открывалась традиционной формулой, которой испокон веков начинали свои обращения к народу французские короли: «Людовик, милостью Господней король Франции и Наварры, всем, кому сие ведать надлежит, шлет свой привет». Людовик XVIII так дорожил идеями преемственности и монархическими традициями, что Талейрану (возглавлявшему временное правительство после отречения Наполеона) с большим трудом удалось уговорить короля отказаться от неуместной подписи под декларацией: «девятнадцатый год царствования Людовика XVIII» (как будто эпохи Империи не было вовсе). Все эти обстоятельства лишь подогревали интерес парижан к королю из рода Бурбонов.

      3 мая 1814 года состоялась процессия, посмотреть на которую собрался весь Париж. Впереди ехали верхом бывшие маршалы Империи, еще недавно служившие «самозваной» наполеоновской монархии, но после падения императора принявшие сторону «законной» монархии Бурбонов. Среди них на белом коне гарцевал граф д’Артуа, или Monsieur (титул старшего из братьев короля, который при жизни Людовика XVI носил сам Людовик XVIII). Затем в открытом экипаже следовали король и его племянница герцогиня Ангулемская – дочь казненных короля Людовика XVI и королевы Марии-Антуанетты, в 1799 году ставшая женой старшего сына графа д’Артуа, герцога Ангулемского. Для герцогини возвращение на родину, лишившую ее родителей, было исполнено особого значения; недаром один из очевидцев уподобляет ее богине мести – «Эвмениде с бледным челом и кровавым взором». Когда экипаж остановился на площади, где в 1793 году был казнен ее отец, герцогиня закрыла лицо платком из-за нахлынувших на нее страшных воспоминаний. Н.И. Лорер (впоследствии декабрист, а в 1814 году прапорщик лейб-гвардейского Литовского полка) свидетельствует о реакции парижан:

      «Шумные толпы народа, покрывавшие площадь, замолкли, как бы уважая святыню воспоминаний принцессы; но вдруг раздался всеобщий громогласный крик: “Да здравствует принцесса Ангулемская!”»

      Оба племянника Людовика XVIII (сыновья графа д’Артуа) – герцог Ангулемский и герцог Беррийский – гарцевали подле королевского экипажа. Сам король в голубом сюртуке, украшенном лишь орденом и эполетами, в широких гетрах из красного бархата, окаймленных золотой лентой, ехал