Мастерская сновидений. Галина Барышникова

и улыбнулся.

      – Ну, напрасно вы так реагируете, дружок, я всегда держу своё слово. Тем более что вы уже сыграли свою роль. Я только дам вам обсохнуть, чтобы эффект был полным, а эксперимент чистым. А остальное – ваше дело. И как вы справитесь с ним – тоже ваше дело… – Гекат озорно подмигнул Георгу и кинул деньги к ногам мокрого, лысого, наполовину обгоревшего Борлея.

      Борлей перевёл взгляд с них на Георга, потом очень красноречиво взглянул на своё тряпьё.

      – Монсеньёр, можно исполнить последнюю просьбу?

      – Конечно, это ваше право, если вы только не потребуете свободы для своего «собрата».

      – Ну что вы, путь свободы в его руках, – и Борлей выразительно посмотрел на бочку. Взгляд этот был странный. Но монсеньёр неожиданно улыбнулся и даже потрепал Борлея по плечу.

      – Молодец, – сказал он, – говори свою просьбу.

      – Я бы хотел, ваше сиятельство, хотя бы перед смертью одеть чистую и сухую рубашку. Не трудно ведь исполнить, правда?

      – Правда.

      – И попрощаться. А?

      Монсеньёр кивнул.

      Тогда Борлей, подошел к Георгу, коснулся его закованной ноги.

      – Ваше спасение – в ваших силах, – сказал он и опять посмотрел на свои вещи и на бочку. Георг помотал головой. Он не понял его, отказывался понимать. Тогда Борлей взял кувшин с водой, поднял его высоко над собой и полил на свободную руку. Затем поставил кувшин у ног и растёр обе руки. Молча переступил через кувшин и подошёл к монсеньёру. «Всё! Чиста совесть моя! – говорил весь его вид. – Знайте же, что ничего не в силах я больше совершить. Да и никто не в силах…»

      Вскоре Борлей взошёл на костёр.

      А Георгу вспомнились его слова, что ещё сегодня он надеется воссесть женихом в доме Отца своего.

      Он не видел его, но почему-то знал, что Борлей был мужественен. Он знал, что тот сделал всё, что, как ему казалось, было возможно.

* * *

      Неожиданно что-то дёрнуло его за ногу, и раздался очень резкий звук, как будто бы и очень знакомый, но сейчас совершенно чужой. Георгий открыл глаза. Кресло. Он накрыт фиолетовым покрывалом. Рядом кто-то спит. Он присмотрелся: Пётр Александрович, Сандра, Людмила Сергеевна. Боже мой! Пьер! Конечно же! Только там, по другую сторону сознания он был намного моложе – лет около сорока. Да и сам он, Георг, был мальчишкой лет, наверное, двадцати пяти…

      На поясе отчаянно вибрировал и звонил мобильный телефон! Вот, что его, оказывается, вернуло обратно… права была Болдырева, когда запрещала с собой брать все эти прибамбасы! Он взглянул на спокойное спящее лицо Людмилы Сергеевны. «А девчонки-то куда подевались?» – подумал он.

      – Не обязательно что-то делать, чтобы делать. Женщины – это звук, это зов, это уровень мужчины. – Рядом сидел Азриэль. Он был в кресле Георгия Катаева, а его белые крылья были точно лабораторный халат. – Не удивляйся так долго, а ответь на звонок – всех перебудишь, – посоветовал он своему подопечному.

      Георгу пришлось немного отдышаться в «своём времени», сделать несколько неотложных звонков, чтобы больше не беспокоили,