«Первый час ночи на исходе. В большой барской столовой тот легкий беспорядок, который оставляет за собой ушедший день. Пусто; вверху, в люстре над столом, горит одна только лампочка, и это дает чувство неприятной асимметрии. В первую минуту кажется, что все в доме уже спят, но нет: слышны голоса. И, приглядевшись, видишь, что одна дверь неплотно закрыта, и в щель идет яркий свет, и за дверью громко и тревожно говорят двое, мужчина и женщина. Голоса то падают, то возвышаются почти до крика, перебиваются короткими, но глубокими паузами, раз даже слышны слова: «Ты лжешь!» – коротко и гневно выкрикивает мужской голос…»
В прозе Леонида Андреева причудливо переплелись трепетная эмоциональность, дотошный интерес к повседневности русской жизни и подчас иррациональный страх перед кошмарами «железного века». Любовь и смерть, жестокосердие и духовная стойкость человека – вот главные темы его повестей и рассказов, ставших одним из высших достижений русской литературы начала XX столетия.
«Я стал читать „Тоннель“ Келлермана, и по мере того, как одна за другою переворачивались страницы, мне начало вспоминаться – сперва смутно, потом все яснее – то необыкновенное, волнующее и радостное чувство, какое в детстве вызывала всякая интересная книга. Тогда книга казалась живою: и не плоскою, и не бумажной, и не напечатанной, а какой-то совсем иною – теперь я сказал бы, что она казалась существом не трех, а четырех измерений. В ней что-то шевелилось и двигалось; просвечивала глубина, которая в то же время была и высотою и плоскостью; вне всякой временной и пространственной последовательности сосуществовали все герои и все события. Кроме того, книга явственно звучала – и опять-таки одновременно всеми голосами со всеми шумами, какие в ней есть; и в общем это составляло совсем особое бытие, отличное от всякой другой жизни, какую я тогда знал…»
«Мне было двадцать семь лет, я только что с выдающимся успехом защитил диссертацию на степень доктора математики – когда меня взяли среди ночи и ввергли в эту тюрьму. Я не стану подробно рассказывать вам о чудовищном преступлении, в котором меня обвинили: есть события, которых люди не должны ни помнить, ни знать, дабы не получить отвращения к самим себе; но, вероятно, существуют еще в живых многие, которые помнят этот страшный процесс и „человека-зверя“, каким называли меня тогда газеты. Помнят, вероятно, и то, как все культурное общество страны единодушно требовало для преступника смертной казни, и только необъяснимой снисходительности тогдашнего главы государства обязан я тем, что живу и пишу сейчас эти строки в назидание людям слабым и колеблющимся. Скажу коротко: был зверски умерщвлен мой отец, старший брат и сестра, и преступление это совершил будто бы я с целью получения действительно огромного наследства…»
«Над бесконечной снежною равниною, тяжело взмывая усталыми крыльями, летела галка. Над нею уходило вверх зеленовато-бледное небо, с одной стороны сливавшееся в дымчатой мгле с землею. С другой стороны, той, где только что зашло солнце, замирали последние отблески заката, галке был еще виден багряно-красный, матовый шар опускавшегося солнца, но внизу уже густел мрак зимней, долгой ночи. Куда только хватал глаз, – серело поле, окованное крепким, жгучим морозом. Неподвижная тишина резкого воздуха слабо нарушалась, гоня холодные волны взмахами усталых крыльев, несших галку к одному, только ей видимому лесу, где она решила сегодня переночевать. Зажглись уже звезды, и ночной мрак окутал холодным саваном замерзшую землю, когда галка достигла уже густого леса, смутно черневшего на белой поляне…» В книге использованы фрагменты композиций: Алексей Воронов – deep sky look https://soundcloud.com/aleksey-voronov/deep-sky-look?si=9891db33a64a459bb7c6a192406e9f74&utm_source=clipboard&utm_medium=text&utm_campaign=social_sharing
«Первый час ночи на исходе. В большой барской столовой тот легкий беспорядок, который оставляет за собой ушедший день. Пусто; вверху, в люстре над столом, горит одна только лампочка, и это дает чувство неприятной асимметрии. В первую минуту кажется, что все в доме уже спят, но нет: слышны голоса. И, приглядевшись, видишь, что одна дверь неплотно закрыта, и в щель идет яркий свет, и за дверью громко и тревожно говорят двое, мужчина и женщина. Голоса то падают, то возвышаются почти до крика, перебиваются короткими, но глубокими паузами, раз даже слышны слова: «Ты лжешь!» – коротко и гневно выкрикивает мужской голос…»
В данной аудиокниге собраны самые известные рассказы одного из ярчайших представителей Серебряного века русской прозы! Трогательные и поучительные рассказы о жизни детей, взрослых и животных понравятся детям школьного возраста! Леонид Николаевич Андреев (1871-1919) – писатель и драматург, яркий представитель Серебряного века русской прозы. Л.Н. Андреев был очень популярен среди читателей. Его рассказы тонко психологичны. В них автор рассказывает о жизни и проблемах незаметных «маленьких» людей, о беззащитных детях и преданных животных. «Баргамот и Гараська», «Петька на даче», «Кусака», «Валя», «Ангелочек» – эти и другие произведения не только прославили писателя при жизни, но и увековечили его имя в мировой литературе. Сегодня рассказы Л.Н. Андреева входят в школьную программу по литературному чтению. Для среднего школьного возраста. © Салиенко Н.П., ил., 2024 © ООО «Издательство АСТ», 2024
Леонид Николаевич Андреев (1871–1919) – писатель и драматург, яркий представитель Серебряного века русской прозы. Л.Н. Андреев был очень популярен среди читателей. Его рассказы тонко психологичны. В них автор рассказывает о жизни и проблемах незаметных «маленьких» людей, о беззащитных детях и преданных животных. «Баргамот и Гараська», «Петька на даче», «Кусака», «Валя», «Ангелочек» – эти и другие произведения не только прославили писателя при жизни, но и увековечили его имя в мировой литературе. Сегодня рассказы Л.Н. Андреева входят в школьную программу по литературному чтению. Для среднего школьного возраста.
«В так называемом „пораженчестве“ я подметил одну очень резкую и многое объясняющую черту: изумительную психологическую грубость. Либо человек рассматривается совсем механически, безо всякого касательства к его душе, либо дается ему воистину лошадиная психология, упрощенная и наивно материализованная, как кнут, упряжь и хомут на шее. Кто и когда интересовался душевными болезнями или здоровьем лошади?..»
«Умирал важный, старый сановник, большой барин, любивший жизнь. Умирать ему было трудно: в Бога он не верил, зачем умирает – не понимал, и ужасался ужасом безумным. Было страшно смотреть на него, как он мучился. Позади умирающего сановника была большая, богатая, интересная жизнь, в которой не оставались праздными сердце и мысль и получали свое удовлетворение. И устали сердце и мысль, устало все пожившее, тихо холодеющее тело…»