Роман «Семнадцатая руна» отображает сегодняшнюю норвежскую мультикультурную реальность, отмеченную глубокими противоречиями между фундаментальными европейскими ценностями и глобалистским, чисто потребительским менталитетом мигрантов, попросту «завоевывающих» чужие территории. В романе показана жизнь норвежской сельской поровинции, с ее характерной отгороженностью друг от друга соседей и доминирующей ролью северной природы, всё еще настраивающей человека на спокойное, вдумчивое созерцания свой судьбы. Просвечивающая сквозь повседневность история выявляет новые, неожиданные ориентиры борьбы за идентичность индивида и его свободу.
«Здесь слышны по ночам поезда, их твердый, уверенный рокот, и чей-то бессонный голос пытает темноту бесстрастным напоминанием: «На первый путь прибывает…» Да что там, в самом деле, прибывает, когда все уже на свои места прибыло… или еще нет? Тут, возле вокзала, живет уже двадцать с лишним лет Альбина Волкова, и ей пока не надоело прислушиваться ночью к своим о дороге и расстояниях мыслям, находя в этом подтверждение незаконченности тайного плана судьбы. В свои сорок два Альбина еще не сказала самой себе о главном, одной только ей известном, откладывая эту с собой встречу на неопределенное «когда-нибудь», которого ведь может и не быть. Ей долго пришлось тренировать свой рассудок, усваивая в высшей школе высшую математику, чтобы отобрать у себя же право мыслить иначе, чем остальные, чем даже муж или шеф. И только ночью, когда бодрствуют одни лишь поезда, а темнота ворует время у вечности, Альбина живет в своих мыслях с ангелом, которому известно все наперед и который находит для себя в ее мыслях пищу».
Роман «Алые розы на черном кресте» – об успехе и падении «геноцидальной» медицины.
Роман "Корни вереска" – драма любви связанных между собой в прошлой жизни и родившихся в новых обстоятельствах людей.
Роман "Белый ангел смерти" – судьба собаки, порода которой предназначена для охоты на людей в хаосе "перестроечной" деградации ценностей.
Неподалеку от того места, где я живу сегодня, высится среди леса древний, трехтысячелетней давности, могильник: груда морских валунов, наваленных на выступающее из почвы мощное каменистое плато. Смысл этого погребального возвышения над «этажом ниже» растущими березами, елями, соснами и зарослями вереска состоял исключительно в том, чтобы перед умершим открывался вид на море, которое в те давние времена подступало вплотную к нынешним пашням, одарив их обилием крупных и мелких камней. Вид на море был символом странствий – прежде всего, странствий в духе – к которым было исключительно предрасположено немногочисленное пока еще население европейского севера: странствия должны были продолжаться и после смерти.
Так странно и жутковато стать рядом с ними, чужими и незнакомыми, укорененными в каких-то своих не известных никому жизнях, волею случая, а может, самой судьбы, и вмиг забыв себя, свои «откуда» и «зачем», уставиться горящим взглядом в раскрытую настежь дверь церкви, откуда несется наружу неутомимый голос батюшки, и истово, словно перед каким-то большим испытанием, креститься, креститься… И ничего хорошего в мире давно уже не происходит, если не считать рождения и смерти, а люди почему-то надеются на что-то особенное, чего им никто и нигде не обещает, да и никакого подтверждения этим надеждам нет, но сами эти надежды так никуда и не уходят, словно приклеенные к каждой, какая ни есть, душе. Об этом Дмитрий думал не раз, и всё брала его какая-то злость: не властен ни ты, ни рядом с тобой стоящий распоряжаться жизнью единолично, будто бы эта жизнь и не твоя. Но тогда спрашивается, чья?