Борис Васильев

Список книг автора Борис Васильев


    Владимир Мономах

    Борис Васильев

    Его имя стало легендой еще при жизни. Владимир Мономах совершил более 80 боевых походов, под его началом были наголову разгромлены коварные и хищные половцы. Он железной рукой пресек княжеские междоусобицы, объединив Русскую землю и подарив ей покой и процветание – именно при Владимире Мономахе Киевская Русь достигла вершины своего могущества, став первым государством Европы. Захватывающая история жизни, борьбы за власть, походов, побед и свершений великого князя описана в романе Бориса Васильева.

    А зори здесь тихие… (сборник)

    Борис Васильев

    В книгу вошли наиболее известные произведения Бориса Васильева о Великой Отечественной войне. «А зори здесь тихие…» – шедевр русской «военной прозы», посвященный великому, однако не попавшему в сводки военных событий подвигу пяти юных девушек-зенитчиц, под руководством старшины вступивших в неравный бой с отрядом немецких диверсантов. Действие повести «Завтра была война» происходит накануне Великой Отечественной войны. Это история о школьниках, их взрослении, история о выпускниках, которым совсем скоро предстоит взять в руки оружие и отправиться на фронт – защищать Родину. Повесть «В списках не значился» – о последнем защитнике Брестской крепости, лейтенанте Плужникове. История, повествующая о преданности, любви и смерти – и, конечно, о настоящем подвиге русского солдата.

    В окружении. Страшное лето 1941-го

    Борис Васильев

    Борис Львович Васильев – классик советской литературы, по произведениям которого были поставлены фильмы «Офицеры», «А зори здесь тихие», «Завтра была война» и многие другие. В годы Великой Отечественной войны Борис Васильев ушел на фронт добровольцем, затем окончил пулеметную школу и сражался в составе 3-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Главное место в его воспоминаниях занимает рассказ о боях в немецком окружении, куда Борис Васильев попал летом 1941 года. Почти три месяца выходил он к своим, проделав долгий путь от Смоленска до Москвы. Здесь было все: страшные картины войны, гибель товарищей, голод, постоянная угроза смерти или плена. Недаром позже, когда Б. Васильев уже служил в десанте, к нему было особое отношение как к «окруженцу 1941 года». Помимо военных событий, в книге рассказывается об эпохе Сталина, о влиянии войны на советское общество и о жизни фронтовиков в послевоенное время.

    Не стреляйте в белых лебедей (сборник)

    Борис Васильев

    «Не стреляйте в белых лебедей» – роман, занимающий особое место в творчестве Бориса Васильева. Это история о Егоре Полушкине, добром и простодушном человеке. Прирожденный плотник, Егор не может удержаться ни на одной работе – неспешность, кропотливость, желание делать лучше мешают ему. Волей судьбы жизнь Полушкина меняется – его назначают лесником. На этом месте он находит себя и со свойственной ему самоотверженностью защищает родной лес, вкладывая всю душу в охрану стаи прекрасных белых лебедей. В сборник также включены повесть «Иванов катер» и рассказ «Вы чьё, старичьё?».

    А зори здесь тихие… «Бессмертный полк» с реальными историями о женщинах на войне (сборник)

    Борис Васильев

    Вы держите в руках первую книгу из серии «Бессмертный полк. Классика». Повесть писателя-фронтовика Бориса Васильева «А зори здесь тихие…» – одна из тех пронзительных историй, погрузившись в которую взрослеешь и поднимаешься над собой. И просто невозможно больше быть прежним. Сила воздействия этой истории не зависит от времени, в которое тебе выпало жить – будь то эпоха черно-белого телевидения или 5D-кинотеатров. Вместе с литературными героинями Бориса Васильева своими историями с вами поделятся совершенно реальные женщины – о них, матерях, бабушках – рассказывают их дочери, сыновья, внуки. Эти семейные воспоминания о военном времени – фрагменты единой картины, записанной в генетическом коде нашего народа, которую мы не смеем забывать, ибо забытое повторяется.

    Летят мои кони…

    Борис Васильев

    «Еще размашисто рысят кони, еще жив праздник в душе моей, еще кружится голова от вчерашнего хмеля, и недопетая песня готова сорваться в белесое от седины небо. Еще не остыли на губах ворованные поцелуи случайных женщин, любивших любовь больше, чем меня, и тем самым вложивших свой камень в котомку моей усталости. Еще хочется пробежаться босиком, поваляться на траве, нырнуть с обрыва в незнакомый омут. Еще так трудно оторвать взгляд от женских ног, еще пытаешься казаться умнее, еще мечтается перед сном и хочется петь по утрам. Еще не утолена вся жажда, еще веришь в себя и еще ничего не болит, кроме сердца…»

    Капля за каплей

    Борис Васильев

    «Читал я или слышал… Может быть, слышал, может быть, в Крыму, ранним утром у моря. Было тихо, шуршала волна… …И далеко-далеко от этих скал, от узкой полоски пляжа и еще дальше от времени, в котором я слушаю, – иной берег, иная волна. И голые ребятишки, дети рабов, собирают цветную гальку. А старики, уже непригодные ни для какой работы, неторопливо рассматривают каждый камешек. Цвет, форму, оттенок. И кладут в кучу, отвечающую цвету, форме и оттенку. Потом рабы-художники создадут из этих камешков мозаики, которым не страшны века. Сказочные древнегреческие мозаики, и поныне радостно вспыхивающие веселыми красками, как только их омоет вода. Но мне не успеть сложить свою мозаику. Само время мое рвется на куски, рассыпая кое-как склеенные сцены то ли жизни богов, то ли мифов моих…»

    Иванов катер

    Борис Васильев

    «Вечерами в маленькой поселковой больнице тихо. Бесшумно скользнет по коридорчику сестра, разнося градусники. Прокряхтит сухонькая старушка, да скрипнет дверь за мотористом с «Быстрого», выходящим покурить в холодные сени. А сегодня тишина нарушилась тяжелыми шагами врача, беготней сестер, тревожным скрипом носилок…»

    Самый последний день

    Борис Васильев

    «– Значит, на пенсию решил, Семен Митрофанович? Не желаешь дождаться шинели цвета маренго? – И в этой ничего. Привык… Семен Митрофанович Ковалев стеснялся вести разговоры с молодыми сотрудниками. Они и смеялись не так, и курили не этак, и даже форма на них сидела куда уютнее, чем на нем, хотя он форму свою носил аккурат четверть века…»