Аркадий Аверченко
Список книг автора Аркадий АверченкоВолчья шуба
«… В жестокий декабрьский мороз пианист Зоофилов сидел в комнате своего знакомого чиновника Трупакина и говорил ему так: – Не можете ли вы, миленький, одолжить мне на неделю вашу волчью шубу… Мне нужно ехать на концерт в Чебурахинск, а пальтишко мое жидкое. До Чебурахиняска на лошадях еще верст тридцать. Сделайте доброе дело – одолжите шубу на недельку. – А вдруг она пропадет? Вдруг вы ее потеряете? – Ну, что вы… Как можно! – А вдруг мне самому понадобится? – Да ведь у вас другая есть, новая. Чиновник Трупакин прикусил сухими губами сизый ус, посмотрел в окно…»
Преступление актрисы Марыськиной
«… Раздавая роли, режиссер прежде всего протянул толстую, увесистую тетрадь премьерше Любарской. – Ого! – сказала премьерша. Потом режиссер дал другую такую же тетрадь любовнику Закатову. – Боже! – с ужасом в глазах вздохнул любовник. – Здесь фунта два! Не успею. Фунта полтора я бы еще выучил, а два фунта – не выучу. …»
Золотой век
«… – Ага! Значит – другая специальность. Рубенсом думаешь сделаться? – У меня нет слуха, – откровенно сознался я. – На что слуха? – Чтобы быть этим вот… как ты его там назвал?.. Музыкантом… – Ну, брат, это ты слишком. Рубенс не музыкант, а художник. Так как я не интересовался живописью, то не мог упомнить всех русских художников, о чем Стремглавову и заявил, добавив: – Я умею рисовать метки для белья. …»
Сазонов
«… – Я пришел только сказать вам, Рукавов, – держась рукой за сердце, сказал Заклятьин, – что людей, подобных вам, нужно убивать без милосердия, как бешеных собак. И, клянусь, я убью вас! Рукавов отставил налитый стакан. Брови его были нахмурены. – Слушайте, Заклятьин… Я не знаю, на чем вы там помешались и каким вздором сейчас наполнена ваша голова… Но об одном прошу вас: обдумывайте, что говорите! Даже в пылу гнева. Есть такие слова, о которых потом жалеешь всю жизнь. Садитесь. Что случилось? – Рукавов! Вы меня поражаете! …»
Купальщик
«… – Эй… как вас… Мм… молодой чч… век! Нет ли тут поблизости морей каких-нибудь? – Каких морей? – Ну, там… Черного какого-нибудь… Средиземного. А то так – Мраморного, что ли. – Нет, тут поблизости не будет. Переплюниха река есть, так и то верст за пятнадцать… – М… молодой чч… век! Море бы мне. А? …»
Медицина
«… Доктор поднял палец вверх. – Туда пойдете. – Вы, вероятно, хотите сказать, – со слабой надеждой в голосе прошептал Корзухин, – что куренье сигар расшатает мой бюджет и мне придется перебраться этажом выше? – Я говорю о смерти, – веско сказал доктор. Корзухин сжал губы в мучительную гримасу, подошел к столу, схватил ящик с сигарами и решительно бросил его в огонь камина. – Молодцом! – сказал доктор. – Зуб нужно вырывать сразу. – И зуб? – пролепетал Корзухин. – И зуб… нужно? – Нет, зуб пока не нужно. Это я так. …»
С корнем
«… – Айя! – сказал Туркин. – Я привел тебе моего друга, Потылицына. Ты, Потылицын, не удивляйся, что мы с Айей на «ты» – она всех просит называть ее так. Айя стоит за простоту. Даже при самом поверхностном взгляде на Айю этого нельзя было сказать: невероятно странную прическу, сооруженную из волос, падавших на глаза, обхватывал золотой обруч, белое лицо и красные губы сверкали в этой чудовищной рамке, как кусок сахара, политый кровью. Нельзя сказать, чтобы на этой Айе было надето простое человеческое платье: …»
Смерч
«…Его встретил 12-летний Гриша. Вежливо поклонившись, он сказал: – Драсте, Кирилла Ваныч. Папа сейчас выйдет. Напустив на себя серьезный, мрачный вид, Кирилл Бревков на цыпочках подошел к Грише, сделал заговорщицкое лицо и шепнул: – Папаше признались? – В чем? – Насчет недопущения к экзамену? Гриша растерянно взглянул в сверкающие глаза Бревкова. – Какое недопущение? Я допущен. – Да-а? – протянул Кирилл Бревков. – Вы так думаете? …»
Костя Зиберов
«… Действительно, палкой он постучал так громко и заложил ногу за ногу так решительно – будто бы хотел потребовать все самое лучшее, что есть в погребе, в кухне и на сцене. – Что позволите? – замотал невидимым хвостом метрдотель. Костя поднял на него рассеянные, томные глаза. – А? Дайте-ка мне… стакан чаю с лимоном. Только покрепче! …»
Один город
«… Считается признаком дурного тона писать о частной жизни лиц, которые еще живы и благополучно существуют на белом свете. То же самое можно применить и к городам. Мне бы очень не хотелось поставить в неловкое положение тот небольшой городок, о котором я собираюсь написать. Именно потому, что он еще жив, здоров и ему будет больно читать о себе такие вещи. Поэтому я полагаю: самое лучшее – не называть его имени. …»