«В этом не было ничего чудесного. Это все равно, как если бы человек, переходя каждый день в течение десяти лет через шумную улицу, твердил бы ежедневно: – Вот сегодня меня непременно раздавит автомобиль! Сегодня уж наверное. И если бы автомобиль когда-нибудь действительно задавил его – в этом не было бы ничего удивительного. Не было бы чудесного пророчества, предчувствия. …»
«… – Я могу быть вам очень полезен. – Да? Чем? – А, видите ли, я с ног до головы набит различными идеями; я, так сказать, ящик Пандоры, с тою лишь разницей, что содержимое ящика Пандоры было – змеи, а я – вместилище идей. – Чего же вы хотите? – Поделиться с вами. Вдвоем мы сможем завоевать весь мир. …»
«… – А я, брат, так вот лежу и думаю: что будет, если я помру? – Что будет? – хладнокровно усмехнулся Неизвестный человек. – Землетрясение будет!.. Потоп! Скандал!.. Ничего не будет!! …»
«… – Эхма! – кричал оживленный Тугоуздов, в то время как мы, усевшись на лихача, мчались в оперетку. – Ходи, изба, ходи, печь! Гоп, гоп! Хорошо жить на свете, а? – Совершенно безвредно, – улыбнулся я, впадая в его тон. – Так мы в оперетку? – В оперетку. Там, знаешь, есть такие разные женщиночки. Хорр…шо! «Вот оно, – подумал я, – настоящая широкая московская душа». …»
«Прежний «военный обозреватель» поссорился с редактором и ушел. Он обиделся на редактора за то, что последний сказал ему: – Какую вы написали странность: «Австрийцы беспрерывно стреляли в русских из блиндажей, направляя их в них». Что значит «их в них»? – Что же тут непонятного? …»
Неожиданно среди общего сна и скуки, как удар грома, грянул небывалый скандал в Думе. Скандал был дикий, нелепый, ни на чем не основанный, но все ожило, зашевелилось, заговорило, как будто вспрыснутое живительным летним дождиком. Негодованию газет не было предела …»
«Некоторые критики упрекают меня в том, что я никогда не описываю действительной жизни, а «выдумываю из головы» сюжеты своих рассказов. Ну хорошо. Ну, вот этот рассказ я наконец решил написать не «из головы»; я решил добросовестно передать все, ничего не преувеличивая, не преуменьшая, – всю ту адски перепутанную нить действительной жизни, рассмотрением которой я был занят вчера. …»
«… Сзади какой-то солидный прохожий пробормотал проклятие и сказал: – Ну и законы нынче издаются! О чем они только думают? Чего хотят? – Да уж, – поддержал другой голос, – умный закончик: «Всякого замеченного на улице слепца хватать за шиворот и тащить в участок, награждая по дороге пинками и колотушками». Очень умно! Чрезвычайно добросердечно!! Изумительная заботливость!! …»
«… Я отвечал: – Во-первых, приехать я не могу, так как должен возвратиться домой; дома никого нет, и даже прислуга отпущена в больницу; а во-вторых – кто тебе мог сказать, что я сейчас у Красавиных? – Врешь, врешь! Как же так у тебя дома никого нет, когда из дому мне и ответили по телефону, что ты здесь. – Не знаю! Может быть, я сошел с ума, или ты меня мистифицируешь… Квартира заперта на ключ, и ключ у меня в кармане. Кто с тобой говорил? – Понятия не имею. Какой-то незнакомый мужской голос. …»
«… – Да скажите, пожалуйста, – с сердцем огрызнулся я, – что, вам какой-нибудь убыток от того, что мы полюбовались вашим пейзажем?.. – Не убыток, но ведь и прибыли никакой я пока не вижу… – Господи! Да какую же вам нужно прибыль?! – Позвольте, молодой человек, позвольте, – пропищал он, усаживаясь на не замеченную нами до тех пор скамейку, скрытую в сиреневых кустах. – Как это вы так рассуждаете?.. …»