«Жил да поживал на свете веселый столяр. Так его и соседи называли „веселый столяр“, потому что работал он всегда с песнями. Работает и поет. – Хорошо ему петь, когда у него все есть, – говорили соседи с завистью. – И своя избушка, и коровка, и лошадка, и огород, и куры, и… даже козел…»
В новую книгу серии «Малая книга с историей» вошли избранные произведения замечательного русского писателя Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка (1852–1912): Серая шейка, Лесная сказка, Упрямый козёл и Сказка про славного царя Гороха и его прекрасных дочерей царевну Кутафью и царевну Горошинку. Иллюстрации созданы специально для этого сборника талантливой художницей Еленой Кузнецовой.
«– Еремка, сегодня будет пожива… – сказал старый Богач, прислушиваясь к завывавшему в трубе ветру. – Вон какая погода разыгралась. Еремкой звали собаку, потому что она когда-то жила у охотника Еремы. Какой она была породы, – трудно сказать, хотя на обыкновенную деревенскую дворняжку и не походила. Высока на ногах, лобаста, морда острая, с большими глазами. Покойный Ерема не любил ее за то, что у нее одно ухо «торчало пнем», а другое висело, и потом за то, что хвост у нее был какой-то совсем необыкновенный – длинный, пушистый и болтавшийся между ног, как у волка. К Богачу она попала еще щенком и потом оказалась необыкновенно умной…»
«– Эх, отлично было бы закатить теперь в Шатрово, – говорил мой приятель Павел Иваныч Сарафанов, отдувая пар со своего блюдечка. – То есть, я вам наивно доложу, после спасибо скажете!.. Ведь теперь какое время… а? Каждый день дорог, а мы с вами сидим здесь в N*, – пыль, духота, жар…»
Мамин-Сибиряк – псевдоним Дмитрия Наркисовича Мамина, талантливого писателя, большого знатока жизни Урала и Сибири. «Золото» (1883) – одно из его самых значительных произведений. Роман основан на реальных фактах из жизни промышленного Урала конца XIX века.
«У реки, в дремучем лесу, в один прекрасный зимний день остановилась толпа мужиков, приехавших на санях. Подрядчик обошел весь участок и сказал: – Вот здесь рубите, братцы… Ельник отличный. Лет по сту каждому дереву будет…»
«Доктор Осокин долго мешал ложечкой чай в своем стакане и потом проговорил довольно грубым тоном: – Знаешь, что я скажу тебе, Матрена? Ты ужасно походишь на трихину… – Как на трихину? – обиженно удивилась Матрена Ивановна, вскакивая с дивана. – Ты, Семен Павлыч, кажется, совсем сбесился..; Я очень хорошо знаю, что такое трихина: этакий беленький червячок, который живет в ветчине. Только трихина тонкая, а я, кажется, слава богу…»
Рассказ был написан в пору тяжелой реакции, наступившей в стране после убийства народниками Александра II. Изображение трагической судьбы талантливых и самоотверженных детей матушки Руфины являлось резким протестом против полицейского бесчинства, гневным осуждением атмосферы тягостной подозрительности, политических доносов, слежки и преследований.
«В снах, как принято думать, нет никакой логики; но, как мне кажется, это ошибочно, – логика должна быть, но только мы ее не знаем. Может быть, это логика какого-нибудь иного, высшего порядка…»
«Жаркий июньский день. Воздух накален до того, что дрожит и переливается, как вода, а даль чуть брезжит, повитая синеватой дымкой. И такая чудная степная даль… Да, это настоящая киргизская степь, степь без конца-края, степь еще не тронутая дыханием цивилизации. Я любил по целым часам лежать в этой душистой, могучей степной траве, точно окропленной яркими красками степных цветов, – лежать и мечтать, как лежит и мечтает настоящий номад. Что ни говорите, а в каждом русском человеке, как мне кажется, живет именно такой номад, а отсюда неопределенная тоска по какой-то воле, каком-то неведомом просторе, шири и вообще по чем-то необъятном. Впрочем, я предавался этим мечтам, так сказать, по обязанности, потому что пил кумыс и должен был известное число часов жариться на степном солнце. Предаваться абсолютному покою – своего рода искусство, которое усваивается только постепенно…»