Летучие бурлаки (сборник). Захар Прилепин

и вся сила бы разом оказалась в моих руках, то завтра же я бы перерезал всех, кто собрался за этим столом.

      Кавказ – сложная штука, в том смысле, что говорить там могут одно, а думать при этом чуть иначе, но сказал он всё-таки именно так, как сказал, и весь стол радостно и гортанно захохотал; и я, в том числе, тоже посмеялся, потому что тост, в конечном итоге, был за меня.

      Имперский человек не жаден – у него всего полно.

      По этой причине он порой неряшлив. Кинул пустую бутылку – её ветром укатило до Урала, там где-нибудь потеряется. Сносил лапоть – выбросил в окно, там всё равно бурьян начинается, который под Архангельском сходит на нет, мало ли там других лаптей лежит.

      Хоть вы зубы сточите, доказывая, какой ленивый и грязный русский человек, – но езжайте в деревню поволжских немцев, и увидите там тех же русских людей: их русская природа перемолола, и переодела в телогрейки, и подарила суровый и чуть лукавый взгляд, и ещё бодрый матерок, и ещё покосившуюся калитку.

      …не жаден имперский человек в первую очередь до своей жизни – ибо что его маленькая жизнь стоит на этих огромных просторах.

      Европеец понимает, что его мало, и если он не сбережёт свою жизнь, чтоб на его малой земле осталось кому быть, то земля его опустеет. Тем более они там бок о бок живут и все друг друга знают. «Меня убьют, Ганса погубят, Христиана порешат, Андерсена завалят – кто останется тогда?»

      Имперский человек, поселившийся в Евразии, уверен, что тут ещё кто-нибудь есть, кроме него, даже если никого уже нет. Как же нет – когда тут столько места, наверняка кто-нибудь должен быть!

      Русскому человеку иной раз никого не жалко, но в конечном итоге спасает и даже отчасти оправдывает его лишь то, что в первую очередь ему до самого себя дела вообще нет.

      Последние времена мы часто рассуждаем о «безусловной ценности человеческой жизни» там, в Европе, и здесь, у нас, но мне куда более важным кажется неведомое там понятие «смешная ценность собственной жизни».

      Пока там воспитывали чувство неизмеримой ценности существования каждого человеческого индивида, здесь – не государством! не опричниками! не басманным судом! а самой природой, чувством огромного воздуха и нетронутого простора, – воспитывалось чувство, что жизнь – моя собственная жизнь – стоит чуть дешевле ломаного гроша, поэтому – чёрт бы с ней.

      Кажется, сейчас начались обратные процессы – мы на глазах дорожаем, ценность наша, непонятно, правда, за счёт чего, прёт как на дрожжах, каждый из нас весит как воз с серебром, вместе с лошадью, которая этот воз тащит, и быком, который к возу привязан.

      Да что мы сами – наши желания сегодня весят больше, чем в иные времена весили целые деревни со всеми их жителями.

      Но мы сегодняшнего человека, особенно горожанина, особенно обитателя мегаполиса, не обсуждаем, а то уйдём от темы далеко и не вернёмся уже.

      …русского человека – читай, имперского, – воспитали и создали дикие пространства и недосягаемость горизонта.

      Только невозможность послать вестового из Петербурга