Розвинд. Тьма. Sunny Greenhill

какая часть этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

      Глава 1

      1.1. Предвестие бури

      Погожим летним днём Сильвер-лэйн искристо переливается стеклом и полированным металлом, как будто стараясь оправдать своё название. Все первые этажи на ней заняты всевозможными магазинчиками, ресторанами, цирюльнями, и парад широких витрин отливает на солнце, как река из серебра, по фарватеру которой не спеша плывут немногочисленные разноцветные шлюпки и баркасы, а по берегам сидят на кипенно-белых скамеечках и утомлённо фланируют отдыхающие.

      Несмотря на то, что Сильвер-лэйн расположена на окраине, местные жители отнюдь не чувствуют себя на обочине жизни, полагая уют и спокойствие их удалённой от взбалмошной суеты гавани признаками неподдельного достоинства. В любое время дня тут можно встретить как спешащих по делам, так и вальяжно прогуливающихся людей, непоколебимо уверенных, что они живут в лучшем месте на земле, и готовых отстаивать эту священную заповедь перед любым неверующим.

      Миновал полдень, и солнце, уже отдуваясь, перевалило зенит, чтобы с ощущением хорошо проделанной работы устало заспешить на ночной отдых.

      Было жарко, но не душно, ветерок из Оушен-парка в конце улицы лениво гонял по тротуарам листья одинокого платана.

      Никто не знал наверняка, откуда у парка такое странное название. Кто-то утверждал, что парк позаимствовал имя у основателя, заложившего его на деньги от биржевых махинаций, кто-то рассказывал, что по ночам, когда стихает ворчание города, шелест заигравшегося в листве клёнов и магнолий ветра напоминает шёпот океанских волн.

      Дети убежали по домам обедать, старички – те, которые не задремали, пригревшись на солнцепёке, – перебрались обсуждать новости и сплетни под зонтики уличных кафе, даже машины как бы нехотя проплывали мимо в струящемся от асфальта мареве. Улицу накрыла умиротворённая дрёма – как обычно, когда жара уже начала спадать, а до вечера ещё долго, по телу разливается патока лени, а веки тяжелеют и опускаются с неизбежностью пролёта разводного моста.

      В переулке недалеко от парка, на стоящих у задней двери китайского ресторанчика пустых коробках, подставив солнцу живот в светло-коричневых подпалинах, развалился огромный чёрный кот. Всю свою вольную жизнь он бродил сам по себе, но, будучи зверем опытным и рассудительным, предпочитал бродить или спать там, где можно разжиться вкусным обедом, а жена хозяина ресторана частенько оставляла у задней двери то блюдце молока, то оставшуюся после клиентов рыбу, а иногда, при большой удаче, здесь ему могло перепасть даже немного пряной кровяной колбасы.

      Внезапно его сон о жирном карасе размером с сенбернара прервали донёсшиеся изнутри приглушённые крики, резко оборвавшиеся после нескольких выстрелов. Кот настороженно привстал и зашипел, происходящее в ресторане ему определённо не нравилось, и он оценивал угрозу, которую оно может нести. Снова раздался выстрел, и, справедливо решив, что лучше остаться без обеда, зато в целости и сохранности, кот запрыгнул на ведущую на ближайшую крышу пожарную лестницу. Убегая, он оглянулся на уютный, залитый солнцем переулок и жалобно мяукнул: его животный инстинкт безошибочно подсказывал, что на беспечную, тихую улицу явилась пожинать свой мрачный урожай смерть.

      ***

      Резные фонарики на потолке медленно покачивались от лёгкого сквозняка. Рассеянный свет мягко падал на красные с золотом атласные скатерти на пустых столах, скользил по барной стойке тёмного дерева, с барельефами карабкающихся по бокам драконов, и тонул в растекающейся из-за неё луже крови. Из кухни доносились раздражённые голоса, там что-то звенело и падало.

      Внезапно двустворчатая маятниковая дверь распахнулась, открыв взгляду кружащееся под потолком облако специй, разбросанные по полу кастрюли и сковородки, распахнутые настежь дверцы шкафов и миниатюрную женскую ногу в потёртой зелёной сандалии в проходе между столами. В зал неспешно вышел мужчина лет тридцати, с поблёскивающим в руке пистолетом и в сдвинутой на лоб лыжной маске, из-под которой выбивались свалявшиеся рыжие патлы, водившие лишь шапочное знакомство с шампунем и расчёской. Он обвёл взглядом пустой ресторан и крикнул:

      – Ну что, ничего нет?

      Ему ответил прокуренный, надтреснутый голос:

      – Да нет тут ни хрена. Проклятые китаёзы! Отгрохали хоромы почище гробницы своего императора, а в кассе триста двадцать семь долларов!

      – Ладно, наплевать, прихватим бухло и валим отсюда. Мы и так потратили уже больше часа, чтобы всё тут перерыть, разве что стены не разнесли.

      Подельник рыжего, чертыхаясь, тоже вышел из кухни, пнув попавшуюся ему на пути эмалированную кастрюлю. Им оказался низкорослый плюгавенький тип в потёртой кожаной куртке, с вызывающе