Резановский мавзолей. Валентин Пикуль

блистал огнями, к северу от Сакраменто бурная Славянка впадала в залив Румянцева, в устье этой реки высился гордый Форт-Росс, окруженный множеством ранчо русских поселений, где они выращивали редьку в пуд весом, а к югу от Сан-Франциско располагался Монтерей – столица всей испанской Калифорнии. Уроженец тех краев, американский писатель Брет Гарт, вспоминал, что случилось тогда в цитадели праздничного Монтерея:

      Много собралось народу на торжественный банкет,

      Принимал все поздравления гость, английский баронет.

      Отзвучали речи, тосты, и застольный шум притих:

      Кто-то вслух неосторожно вспомнил, как пропал жених.

      Тут воскликнул сэр Джордж Симпсон:

      – Нет, жених не виноват!..

      Старые гранды, хозяева Монтерея, еще не забыли, как давным-давно сюда ворвался под парусами русский корабль, с него сошел на берег дипломат царя Николай Резанов, а донья Кончита, юная дочь коменданта, тогда же отдала ему руку и сердце, поклявшись ждать, когда он вернется снова, чтобы увезти ее в заснеженную Россию. Но с тех пор минуло сорок лет, Резанов не возвратился, а Кончита, старея, все ждала его, все ждала, ждала…

      Иногда она в печали слышала безгласный зов.

      – Он придет, – цветы шептали.

      – Никогда, – неслось с холмов…

      – Нет, жених не виноват! – провозгласил сэр Джордж Симпсон. – У нас в Лондоне хорошо знают его историю. Резанов, влюбленный в юную испанку, скакал через Сибирь как бешеный, зная, что невеста обязалась ждать его два года, и во время скачки он выпал из седла и разбился насмерть. Думаю, пылкая испанка, прождав два года, давно забыла о нем! А жива ли она? – вдруг спросил Симпсон.

      Разом все стихло. Из-за стола поднялась пожилая, но еще красивая испанка – вся в черных одеждах.

      – Это… я! – сказала она, и стало еще тише. – Нет, сэр, не два года, а двадцать раз по два года я жду, все СОРОК ЛЕТ…

      Джордж Симпсон растерялся, никак не готовый встретить испанскую Пенелопу, почти полвека ожидавшую своего Одиссея.

      – Простите, – единственное, что он мог ей сказать.

      – Все кончено, – отвечала ему Кончита Консепсьон, выходя из-за стола, – и теперь мне уже некого ждать.

      – Простите, – еще раз повторил британец.

      А под белым капюшоном на него глядел в упор

      Черным углем пережженный женщины безумный взор.

      «А жива ль она?» – Кончиты раздалися тут слова:

      – Нет, синьоры, вы считайте, что отныне я мертва…

      – Мертва, мертва, а я один. Зачем ты покинула меня?

      Так рыдал над гробом жены Николай Петрович Резанов, и мы, читатель, возвращаемся в осень 1802 года, когда на кладбище Петербурга выросла новая могила. Сенатский обер-прокурор похоронил свою жену Анну, дочь знаменитого Шелихова, которая оставила ему малолетних детей, в том числе и младенца – дочь Олю, которой исполнилось лишь 12 дней…

      Николай Петрович навестил поэта Державина:

      – Гаврила Романыч, – сказал он ему, рыдающий, – чувствую, жизнь покидает меня. А на детей глядя, едино лишь растравляю свои сердечные раны… Что делать? Подскажи!

      Резанов был автором проекта о посольстве в Японию, он же ратовал о коммерческих связях русской Аляски с русскими в Калифорнии, и Державин сказал, что развеять свое горе вдовец может лишь в дальнем путешествии, какое и готовится:

      – Думаю, государь одобрит твое назначение…

      Александр I согласился, добавив:

      – С тех пор, как еще во времена моей великой бабки Екатерины берега Японии посетил наш корабль лейтенанта Лаксмана, японцы соглашались принять наше посольство. Мало того, у нас давно живут немало японцев, которых бурями прибило к берегам России, и надобно бы вернуть их на родину…

      Предстояло первое кругосветное путешествие россиян. Кронштадт снаряжал корабли «Надежда» и «Нева», которыми командовали капитан-лейтенанты Иван Крузенштерн и Юрий Лисянский, а в Петербурге Резанов собирал штаты посольства, ученых, врачей, ботаников и «кавалеров», столь необходимых для вящей пышности, при этом в «кавалеры» попал и буйный поручик гвардии граф Федор Толстой, которого позже обессмертил Грибоедов в строфах из «Горе от ума»: «ночной разбойник, дуэлист… и крепко на руку нечист…»

      – Я тоже не сижу без дела, – сказал Резанову император, – составляю послание на имя японского императора, которое будет писано чистым золотом на веленевой бумаге в окружении даров природы, а вы подумайте о щедрых презентах…

      Список подарков для микадо лежит передо мною, занимая целую страницу печатного текста. Выделю главные: сервизы и вазы из фарфора, ценные ковры, меха лисиц и горностая, парча, атлас и бархат, «кулибинские» фонари для освещения улиц, ружья, сабли и пистолеты, гарнитуры пуговиц, генеральные карты Российской империи и прочее. Резанов, думая о жителях русской Аляски, не забыл погрузить на корабли и целую библиотеку, в которой были стихи и книги по экономике, «скотский лечебник» и херасковская