Выживший. Джеймс Фелан

е.

      Я вспомнил изуродованные тела своих друзей: Дейва, Анны и Мини.

      В Рокфеллеровском небоскребе я застилал и мял их постели, накрывал стол на четверых и выбрасывал еду с крыши, притворяясь, что не замечаю полные тарелки. Я много чего старался не замечать. Я сам наблюдал за городом со смотровой площадки и сам себя сменял на дежурстве.

      Это я прострелил запертую дверь в квартире 59С, это я печатал там на старой механической машинке. Это я стрелял в человека на улице и смотрел, как он медленно оседает на землю. Мы с друзьями не расставались, но после катастрофы видел их я один.

      За эти дни я не встретил ни одного нормального живого человека. Был я, были охотники и, возможно, где-то еще были другие люди. А Фелисити – вот она, здесь, рядом, настоящая. Я должен, обязан найти ее, должен убедиться, что с ней все в порядке, что она жива.

      – Где ты? – чуть слышно произнес я, и мой шепот исчез в тишине, как исчезает один хлопок в громе аплодисментов. Вместе со словами изо рта выскользнуло облачко пара, хотя мне было на удивление тепло в этой квартире.

      Я перемотал пленку на самый конец: «Сегодня на рассвете я ходила искать людей… Мне кажется, они где-то рядом, но я слышу их только по ночам. Я побоялась подходить, побоялась, что они начнут стрелять или…».

      – Ты видела их? – спросил я девушку на экране. – Ты видела, что они делают?

      Я вспомнил первую встречу с охотниками. Они подставляли дождю раскрытые рты, жадно ели снежную жижу – но не все: некоторые стояли на коленях возле тел на асфальте, погрузив рты и руки в свежие раны. Их мучила жажда, и они готовы были утолять ее чем угодно: даже кровью.

      «Страшные, безумные люди! Им все равно, что пить. Они пьют кровь из умирающих, еще живых людей, так же просто, как они пьют из любой грязной лужи», – говорила Фелисити.

      – Ты все же видела их! – Я подскочил на кресле и ударил кулаком воображаемого противника. Фелисити тоже видела их! – Ты настоящая! Ты есть на самом деле!

      У меня появилась надежда. Я теперь точно знал, что я – не единственный человек, выживший в этом мире! Снова можно представлять себе, чем занимаются мои одноклассники в Австралии; вот-вот начнется учебный год, выпускной класс. Ребята будут рассказывать, хвастаться, кто что делал летом. Я готов на что угодно, лишь бы снова услышать папин голос: он скажет мне, что дома все в порядке, что меня искали, что он скучает, что скоро я буду дома.

      Пожалуй, я даже обрадуюсь своей ненавистной мачехе. И, наверное, постараюсь найти свою настоящую маму. Только бы…

      На записи Фелисити настороженно повернула голову и прислушалась. Судя по заднему плану, камеру она ставила на кофейный столик, а сама сидела на том же кожаном кресле, что и я теперь. Не меняя положения тела, она слегка повернула голову влево – там входная дверь. Раздался стук – я дернулся, хотя в маленьком встроенном динамике камеры он был еле слышен – Фелисити вздрогнула и соскользнула с кресла на пол, не отрывая взгляда от входа. Я снова посмотрел на дверь: накануне вечером, зайдя в квартиру, я сразу же заперся изнутри на все замки.

      Я поставил запись на паузу и прислушался. На улице что-то происходило.

      Очень осторожно я подошел к окну и приоткрыл одну штору. Уже почти рассвело. Снаружи – все та же тишина и неподвижность, безжизненный пейзаж. За ночь ничего не изменилось.

      Завернувшись в одеяло, я все смотрел на улицу, надеясь увидеть хоть кого-то, рисуя в воображении возможную встречу. На холодном стекле оставалось облачко тумана от теплого дыхания.

      Я снова включил камеру – чтобы просто услышать голос девушки, убедиться, что не потерял ее так же неожиданно, как нашел.

      «Со дня катастрофы прошло двенадцать дней…»

      Пауза. Двенадцать дней? Неужели я двенадцать дней проверял телефоны и телевидение, вслушивался в треск радиоприемников в надежде услышать человеческий, неважно чей, голос?

      Двенадцать дней назад мы с друзьями сели в метро возле штаб-квартиры ООН, чтобы доехать до Нижнего Манхэттена.

      Эта поездка спасла мне жизнь и навсегда изменила ее.

      – Я приехал в лагерь ООН для старшеклассников, – объяснил я Фелисити. – В нем рассказывали, как на самом деле устроен мир и все такое.

      Я подождал ответа. Конечно, она молчала.

      И все же девушка на видео была гораздо реальнее друзей, которых я сумел отпустить. Она жила в моем мире. И я снова обратился к камере:

      – Раздался страшный удар, наш состав слетел с рельсов, все начало гореть и плавиться, погас свет. Через час или около того я пришел в себя, выбрался из вагона и с фонариком пошел по рельсам к столбу света вдалеке. А снаружи оказалось, что электричество отключено, телефоны не работают. Только это было не самое страшное.

      Я вспомнил, как в первый день наткнулся на сработавшую ракету. Вспомнил улицы, изуродованные воронками, и небоскребы, превратившиеся в груды мусора. Вряд ли виноваты террористы. Даже для самых безумных террористов – это слишком, ведь разрушен целый город.

      А если учесть, что радио, телевидение и связь не работают,