Гвозди. Людмила Улицкая

ешили отправить в деревню – не к дедушке, как отправляли других ребят, а к прадедушке. Прадед жил в далекой деревне, и добирались они с отцом сложным путем: сначала на поезде, потом на маленьком пароходе, потом долго шли пешком.

      Только под вечер добрались они до деревни. По обе стороны неширокой улицы, заросшей низкой пушистой травой, стояли большие серые избы. Некоторые были заколочены. Посреди улицы медленно шли тонконогие кудлатые животные, про которых Сережа сказал: чудные собачки!

      Отец засмеялся:

      – Овец не узнал! А вон пастух!

      И указал на мальчишку чуть постарше Сережи, босого и в теплой шапке. И это тоже было чудно.

      Изба, в которой жил прадед, стояла на краю деревни. Когда они вошли, Сережа замер – у него была книжка русских сказок, в которой все было точно так нарисовано: с русской печи свисал овчинный тулуп, который надевал сказочный Старик перед тем, как вести свою бедную дочь в лес к Морозко, и даже ухват стоял на том самом месте, что и на картинке. И запах был особенный, на всю жизнь запомнившийся: старой овчины, закваски, яблок, лошадиной сбруи и другого, незнакомого… запах, которого больше нет на свете…

      Две старухи набросились на отца, целовали, плакали, спрашивали. До войны, подростком, он тоже у них гостил.

      Поцеловали и Сережу. Одна старуха была ничего, вторая страшная и очень худая и совсем без зубов.

      – Это, Серега, тетушки мои, Настасья и Анна, – сказал отец, – твоего дедушки сестры. Так что тебе они вроде бабушки…

      «Есть у меня бабушка!» – подумал Сережа с тоской, сразу вспомнил свою красивую завитую бабушку, мамину мать, которая работала бухгалтером в театре и часто водила его на детские спектакли. Он скривился, но ничего не сказал.

      Отец вытаскивал из рюкзака гостинцы – одна бабушка сильно радовалась, а вторая заплакала.

      «Наверное, боится, что та все подарки заберет», – подумал Сережа и подергал тихонько отца, хотел сказать, чтоб отец сам разделил, а то худой не достанется. Сергей был человек справедливый и во дворе приучен к честной дележке. Но отец от него отмахнулся:

      – Потом, потом… – и все вытаскивал свои свертки. И тут вошел прадед. Он был большой и походил на некрасивого медведя. Старухи сразу притихли, а одна их них сказала:

      – Батя, вот Виктор приехал, Ивана сын.

      Они поцеловались.

      – В нашу породу вышел, – глухим голосом сказал прадед. – парнишком-то мелким был.

      Сереже показалось, что отец робеет.

      Старухи засуетились, поставили на стол большой темный хлеб, ложки и зеленый таз, который называли «чашкой».