Целинники. Виктор Дьяков

битый новым тесом, сверкающий свежевыкрашенными резными наличниками дом у местного бригадира. То есть, фактического главы деревни, входившей в колхоз, объединявший несколько таких, чуть меньше, чуть больше деревень вокруг большого села, выполнявшего роль центральной усадьбы. Как ни уравнивай, а хозяева-то в избах разные, и если мужик не пьет, или пьет в меру, к тому же тащит не из дома, а в дом, то даже при условии почти дармовой колхозной работы, вполне можно свое жилище содержать в относительном порядке. Ну, а если пьяница, или лодырь, или то и то в одном «флаконе»… У таких, конечно, и крыша течет, и тес гниет и вообще изба заваливается на бок или назад. Все это имело место и в Горбылихе. Наряду с бригадирским, одним из таких же крепким, зажиточным жилищем смотрелся дом относительно молодых супругов Черноусовых. Жили там, сам Илья Черноусов, мужик ухватистый, с головой, жена его Зинаида, баба работящая и дети, трое сыновей. В начале прошлого 1960 года, когда подводили итоги предыдущего 1959-го, горбылихинская бригада по ряду показателей оказалась в числе отстающих. Естественно в этой связи встал вопрос о замене бригадира Василия Яснова. Де, за несколько лет бригадирства он зазнался, стал меньше уделять внимания колхозным делам, а больше личным, жену свою устроил зав. фермой, а та вроде бы занималась приписками. Тут и всплыла кандидатура Ильи Черноусова, молодого энергичного, активного. Он и сам был не прочь порулить бригадой. Много усилий приложил Яснов, чтобы не случилось это переизбрание: все свои связи в колхозном правлении задействовал, лично съездил к председателю, отвез лучший кусок мяса от срочно забитого его личного бычка, вроде и еще чего-то там поднес, говорили, что деньги немалые. Так или нет, осталось тайной, но смены бригадира не случилось. В правлении Василию объявили строгий выговор за упущения в работе, но с должности не сняли. Ох, как обиделся, разозлился тогда Илья, ведь его обнадежили, вроде даже наверняка обещали. Злой на все колхозное начальство, он весной 1960 года взял да и завербовался на Целину. Конечно, как ценного работника его бы могли под каким-нибудь предлогом придержать, не отпустить. Но Яснов удерживать не стал – зачем ему столь опасный конкурент в бригаде, пусть едет. И вот через год…

      В доме Черноусовых кипело застолье. Вообще-то летом у колхозников выходных как таковых не бывало. Но в этот воскресный день Василий Яснов не мог не представить таковой многим членам своей бригады. Уж больно весомым и необычным был повод: Илья Черноусов, год назад отбывший на Целину, приехал домой, чтобы теперь забрать с собой и семью. Несмотря на громогласную пропагандистскую трескотню во всех доступных в Горбылихе СМИ, то есть по радиотрансляции и в центральных газетах на которые заставляли подписываться всех даже неграмотных… Так вот, несмотря на раздающиеся уже несколько лет призывы ехать на освоение целинных земель, из Горбылихи еще никто кроме Ильи не поехал туда. Потому вся без исключения деревня желала из первых уст, от очевидца, земляка узнать всю правду об этой самой Целине. Конечно в документальных киножурналах «Новости дня», которые всегда показывали перед демонстрацией художественных фильмов в деревенском клубе, про Целину и рассказывали, и показывали. По той же радиотрансляционной сети чуть не каждодневно исполняли залихватскую песню: «Здравствуй земля целинная»… И, тем не менее, свидетельство побывавшего там односельчанина это не кино и песни по радио.

      Илья Черноусов коренастый мужик тридцати двух лет, с преисполненным уверенности видом восседал во главе стола. Рядом бригадир Яснов, соседи, друзья-приятели… Зинаида, жена Ильи, тридцатилетняя среднего роста и полноты с обыкновенным лицом деревенской женщины, обветренным, «прожаренным» до кирпичного цвета полевым солнцем, с крупными не женскими ладонями доярки… Зинаида снует от стола в кухню, орудует ухватом, достает из зева большой русской печи чугуны с различными угощениями. Тут же рядом ее мать, усохшая старуха, живущая отдельно в своей избе, но ради такого случая прибывшая на подмогу дочери. Гости, человек двадцать, в основном мужиков, едва умещались за двумя сдвинутыми столами. Иван неспешно, не повышая голоса вел рассказ. Гости напряженно вслушивались, боясь упустить хоть одно слово, отвлекаясь лишь на то чтобы выслушать или сказать какой-нибудь тост, выпить и закусить.

      – Хлеба там во! – Илья чиркнул ребром ладони себе по горлу. – Но год на год не приходится. Земля ровная, конца нет, степь бескрайняя, только паши. Дома, квартеры сразу дают и деньги подъемные. Если с семьями, детями приезжают, в поселке школа-десятилетка, садик, ясли. Ну и сами судите, мужики, там ведь совхоз, а совхоз не колхоз, в совхозе воскресенье всегда выходной день, вынь да положь.

      – Неужто и в страду, в уборочную тоже выходной? – не поверил в такую благость один из старых приятелей Ильи.

      – Конечно, когда работы не впроворот и в воскресенье работаем, но потом за это обязательный отгул по осени среди недели предоставляют. Я ж там сейчас сам бригадир, учет отгулам строго веду… Не, мужики, там все строго по закону, по справедливости. Не как тута, – Илья скосил глаза на сидящего рядом Яснова, давая понять, что он целинный бригадир, и потому встал даже не вровень, а выше своего бывшего начальника, и о справедливости разумеет куда больше.

      – А ты нам объясни Илья Никифорыч, как же ты там в бригадиры-то так