Операция «Бременские музыканты». Валерий Гусев

      – Она как бы есть, – ответил папа, выглянув из-за газеты, – но ее как бы и нет.

      И он был бесконечно прав. Еще несколько лет назад ему дали на работе садовый участок. Мы туда съездили, и нам очень понравилось. На участке росли три маленькие березки и зеленая трава.

      Мы немного помечтали под березками: вот здесь построим дом, вот тут выроем пруд, и у нас будет своя купальня с карасями и лягушками, а вот здесь вырастет кружевная беседка, и мы будем в ней теплыми дружескими вечерами пить чай из самовара. А вокруг будут щебетать птицы, и мелькать ласточки, и гудеть тяжелые майские жуки…

      Шли годы, а на участок мы не ездили. И ничего там не строили. То не было времени, то не было денег. И когда мама вдруг вспомнила, что у нас «как бы есть дача», то оказалось, что на даче нет ни дома, ни беседки, ни даже карасей в пруду, потому что и пруда тоже не было. А были все те же три березки, только уже очень большие, трава по пояс и жуки с лягушками. А вокруг участка возвышались заборы соседей и разные дачные строения. То есть нашей дачи «как бы и нет».

      – Ну и что? – бодро сказал папа. – Построим шалаш, самовар возьмем у бабушки, а карасей Алешка в карьере наловит. – И посмотрел на маму: – Согласна? Здесь очень много свежего воздуха.

      Мама вздохнула. Тяжело и безнадежно.

      – Я лягушек боюсь.

      – Ничего, привыкнешь, – сказал Алешка. – Постепенно. Я тебе их полный салаш наловлю.

      Но обошлось без «салаша». Папа принес с работы здоровенную армейскую палатку. Мы установили ее под березами. Получилось очень красиво и романтично. Будто какие-то бродяги поселились. В цыганском шатре.

      Мы расставили раскладушки, застелили их матрасами и одеялами – и готова дача. Соседи в своих деревянных теремах и каменных особняках все время нас жалели. Но они горько ошибались. В такое жаркое лето наша палатка – лучший дом. Днем мы поднимали ее боковые стенки, и она продувалась насквозь сквозняками. Папа даже ухитрился в такую жару простудиться и подхватить насморк.

      Когда насморк у него прошел, он привез с работы маленький холодильник.

      Мама ему очень обрадовалась. Особенно когда дачный сторож Пал Данилыч провел в палатку электричество.

      А потом папа привез с работы маленькую газовую плитку с баллонами, и мама обрадовалась еще больше, потому что до этого мы готовили пищу на костре под березами.

      – Если бы я не знала, что ты служишь в милиции, – сказала мама, – я бы подумала, что ты заведуешь вещевым складом.

      – У нас в милиции все есть, – похвалился папа.

      – Мне бы еще стиральную машину, – несмело пожелала мама, – небольшую.

      – Я поищу, – пообещал папа, разворачивая газету. – Где-то в столе завалялась.

      Устроившись на своей прекрасной даче под березами, мы стали знакомиться с окрестностями и их достопримечательностями.

      Самой главной достопримечательностью был дачный сторож Пал Данилыч. Он был очень интересный человек. Он жил на самом краю нашего дачного поселка и каждый вечер делал его обход со своей командой. А в команде было три собаки неимоверных пород, толстый сурок Ганя и три пестрых кота.

      Впереди всегда шли собаки. Гуськом, морда в хвост. За ними шагал сам сторож с Ганей на руках, который, сложив передние лапки на брюшке, строго и задумчиво заглядывал в чужие огороды. А сзади, замыкая торжественное шествие, маячили над густой травой, как перископы подводных лодок над волнами, три задранных драных кошачьих хвоста.

      Жители поселка к этому времени всегда собирались у своих штакетников и калиток и провожали веселыми взглядами эту невозмутимую команду.

      А через два дня, как мы сюда приехали, к ней присоединился и наш Алешка, заняв свое место в строю сразу за Пал Данилычем. Потому что Лешка очень любил животных – жить не мог без них. И наоборот.

      И вот что получилось из этих безобидных прогулок и дружеских отношений.

      Как-то вечером мама приказала нам собрать на участке накопившийся мусор и безжалостно сложить из него костер.

      Мы сидели возле огня, болтали о всякой ерунде и не заметили, как стемнело.

      Костер догорел. Посвежело. Все кругом стихло. Только иногда в каком-нибудь доме звенела посуда или взлаивала собака.

      Алешка их всех узнавал по голосам:

      – Это Шарик. Это Гвоздик. А взвизгнул Зонтик. Ему Петюня опять на хвост наступил.

      Этот шестилетний Петюня тоже своего рода достопримечательность. У него будто в жизни всего две цели: кому-нибудь на хвост наступить и в чужой огород залезть.

      И тут вдруг, когда смолк обиженный Зонтик, раздался в тишине зловещий вой.

      – А это кто? – привстал Алешка и предположил с надеждой в голосе:

      – Может, волк?

      – Какие здесь волки? – огорчил его я.

      – У старого дома воет, – шепнул Алешка.

      Мы пригляделись. На краю поселка, прямо над глубоким оврагом, высился недостроенный каменный дом. Он был почти трехэтажный и походил на