Девушка из его прошлого. Трейси Гарвис-Грейвс

рачиваюсь к нему.

      – Привет, Джонатан.

      – Это ты, – говорит он.

      Я улыбаюсь.

      – Да.

      Мои волосы, которые раньше были до талии и ежеминутно нуждались в расческе, теперь стали блестящими и прямыми и заканчивались на несколько дюймов ниже плеч. Приталенная рубашка и облегающие брюки сильно отличаются от моего университетского гардероба из юбок и платьев на два размера больше положенного. Наверное, это немного сбило его с толку.

      К своим тридцати двум Джонатан мало изменился: темные волосы, голубые глаза, широкие плечи пловца. Он не улыбается, но и не хмурит брови. Хотя я значительно поднаторела в умении читать другие невербальные сигналы, я не могу сказать, скрывает ли Джонатан какую-либо обиду или еще какие оскорбленные чувства. Он имеет полное право испытывать и то и другое.

      Мы делаем шаг вперед и обнимаемся, потому что даже я знаю, что, учитывая, сколько прошло времени и сколько мы пережили, нам положено обняться. Когда Джонатан обнимает меня, я чувствую себя в безопасности. Это ощущение совсем не изменилось. Запах хлорки, который обычно оседал на его коже после бассейна, сменился чем-то древесным и, к счастью, не слишком тяжелым или приторным.

      Я понятия не имею, что он делает в Чикаго. Престижная нью-йоркская финансовая фирма выдернула Джонатана из Иллинойса, не успели еще просохнуть чернила на его дипломе. Переезд планировался для обоих, но осуществлял задуманное Джонатан уже в одиночку.

      Когда мы разжимаем руки, я с трудом подбираю слова.

      – Я думала, ты живешь в… Ты здесь по делу?

      – Перевелся в чикагский офис пять лет назад, – отвечает он.

      Меня поражает, что все это время, ходя по улицам города, который теперь называю домом, я даже не подозревала, что могу столкнуться с Джонатаном. Сколько раз мы были в радиусе одной мили друг от друга и не знали этого? Сколько раз мы оказывались в одной толпе на оживленном тротуаре или обедали в одном и том же ресторане?

      – Нужно было присматривать за мамой, – продолжает он.

      Я как-то встречалась с его матерью, и она мне нравилась почти так же сильно, как и моя собственная. Нетрудно было понять, откуда у Джонатана его доброта.

      – Пожалуйста, передай ей привет от меня.

      – Она умерла пару лет назад. Деменция. Врачи сказали, что она, вероятно, страдала ею много лет.

      – Она назвала меня Кэтрин и не смогла найти ключи, – вспоминаю я, потому что у меня отличная память и теперь все встает на свои места.

      Джонатан подтверждает мои слова коротким кивком.

      – Работаешь в центре? – спрашивает он.

      Я закрываю дверцу холодильника, смущенная тем, что все это время держала ее открытой.

      – Да, в библиотеке Гарольда Вашингтона.

      Мой ответ вызывает улыбку на его лице.

      – Тебе подходит.

      Разговор обрывается, повисает неловкая пауза. Раньше Джонатан всегда брал на себя большую часть беседы, но теперь нет. Эта тишина оглушает.

      – Здорово было тебя повидать! – наконец выпаливаю я. Мой голос звучит выше, чем обычно. Меня снова бросает в жар, и я жалею, что не оставила дверь холодильника открытой.

      – И я тоже рад.

      Когда он поворачивается, чтобы уйти, меня пронзает такая тоска, что колени едва не подкашиваются. Я собираю все свое мужество и окликаю:

      – Джонатан?

      Его брови слегка приподнимаются, когда он оборачивается.

      – Да?

      – Не хочешь как-нибудь встретиться?

      В голове проносятся воспоминания, и я говорю себе, что несправедливо так с ним поступать и что я уже достаточно натворила.

      Он колеблется, но потом говорит:

      – Конечно, Анника.

      Джонатан достает из внутреннего кармана пиджака ручку, забирает из моей руки список покупок и корябает на обороте свой номер телефона.

      – Я тебе позвоню, – обещаю я. – Скоро.

      Он кивает, его лицо снова ничего не выражает. Джонатан, наверное, думает, что я не решусь. И он вправе так думать.

      Но я позвоню. Я извинюсь. Спрошу его, можем ли мы начать все сначала. «С чистого листа», – скажу я.

      Вот как сильно я хочу, чтобы воспоминания о девушке из его прошлого заменила женщина, которой я стала.

      2. Анника

      Чикаго

      Август 2001 года

      На первом сеансе терапии у Тины моим глазам потребовалось почти пять минут, чтобы привыкнуть к слабо освещенной комнате. Когда я наконец смогла ясно разглядеть пространство вокруг, то поняла, что это было сделано намеренно и что все находящееся в комнате помещено сюда, чтобы успокаивать. У торшера в углу (единственного источника света) был кремовый абажур, и на стену ложились мягкие тени. Коричневая кожа диванов и кресла казалась маслянисто-мягкой на ощупь, а толстый ковер вызывал желание скинуть туфли и утонуть пальцами ног в пушистом ворсе.

      – Я