К северу от любви. Галина Романова

а след.

      Почему она так орала? Что не так? Что вообще ей было нужно? Почему она оказалась в это время в этом месте? Ждала? Следила? Скорее всего. Но зачем?! Что бы это ей дало?

      Дура! Чертова дура! Истеричная, взбалмошная, зарвавшаяся!

      – Что нам делать? – Слабый голос за спиной заставил вздрогнуть. – Что нам делать?!

      – Знать бы!

      – Но что нам делать?! – Голос стал крепче, их могли услышать.

      – Не ори.

      Это была просто просьба, вызвавшая неожиданную реакцию: за спиной послышался стон и звук оседающего на землю тела. Еще не хватало! Приводить кого-то в чувство в паре метров от трупа еще больше не входило в планы.

      – Яма… – наконец-то хоть что-то стрельнуло в голову. – Нам нужна яма. Нам нужно ее закопать.

      – Чем? Чем копать яму? У нас ничего нет.

      – Палки. Нам нужны какие-нибудь крепкие палки. Снимем дерн. А там земля мягкая. Станем рыть руками…

      Сказать всегда легче, чем сделать. Палки без конца ломались, и их приходилось искать снова и снова, пока верхний слой дерна размером метр на метр не был снят.

      – Не разбрасывай. Потом сверху положим как ни в чем не бывало.

      Как ни в чем не бывало никогда уже не будет, подумали они одновременно. До конца жизни будут стучаться в мозг воспоминания о грязных руках с землей, забившейся под ногти. О сбитых костяшках пальцев, о судорожном дыхании и слезах, размазанных по лицу.

      Это никуда не исчезнет. Никогда!

      – Господи… Сколько времени прошло. Уже светает, – запыхавшийся голос еле звучал.

      Силы у них иссякли.

      – Кажется, все. – Они уложили последний пласт дерна, вместе потоптались сверху. – Надо уходить. Скоро выйдут собачники и спортсмены на пробежку.

      Каждому стрельнула в голову мысль, что рано или поздно эту могилу найдут. Она слишком мелкая. Слишком заметная. Но никто ее не озвучил. У них все равно не было выбора.

      Пусть будет как будет…

      Глава 1

      По небу плыла огромная сахарная голова – с острыми краями, ноздреватая. Ветер крутил ее, разворачивал, отщипывал от нее куски и разбрасывал по голубому небесному полю.

      Егор никогда не видел сахарных голов. В магазине он покупал рафинад или сахар-песок, предпочтение отдавал последнему. От деда много слышал о существовании кускового сахара. Было это когда-то давным-давно. Именно тогда существовали и специальные щипчики, которыми сахарная голова дробилась на мелкие куски. Дед много рассказывал об этом. Он любителем был повспоминать. Дед вспоминал, а Егор представлял. И сейчас, глядя на плотно сбитое крупное облако, он думал, что сахарная голова должна была выглядеть именно так.

      – Чушь бормочешь, – сонно отозвалась Ася, приоткрывая глаза. – Скорее глыба снега. Или льда. При чем тут сахар?

      – Ни при чем.

      – Вот и я говорю, что ни при чем. Огромный ком снега напоминает твое облако. И никакого сахара!

      Егор перевернулся со спины на живот. Поерзал, принимая удобное положение на узком полосатом полотенце. Покосился на подругу.

      – Ты напрочь лишена воображения, Аська. Ты очень прямолинейная и рациональная. В тебе нет ни грамма…

      Он поискал подходящее необидное слово, не нашел и заткнулся. Ася угадала невысказанное, хотела обидеться, но потом передумала. Зачем? Хороший день – теплый, солнечный. Они выбрались на реку, загорают. Уже дважды искупались. Съели по бутерброду с сыром, выпили по маленькой бутылочке воды. Если ветер не разгуляется, еще выкупаются и позагорают. К пяти вечера вернутся в город. Разъедутся по домам. Займутся своими делами. Какая ей разница, что привиделось Егору? Зачем портить день глупым выяснением?

      Ни к чему все это. Неумно.

      И все же она не выдержала.

      – Зато ты у нас романтик и фантазер, каких поискать! – фыркнула Ася и перевернулась с живота на спину.

      – Не вижу в этом ничего дурного, – огрызнулся Егор и почему-то принялся оправдываться: – Да, у меня богатое воображение. Но это ведь никому не мешает, Аська. А в школе тебе лично это было даже на руку.

      – Это ты о чем? – еле шевельнула она губами, уже жалея, что продолжила разговор.

      Ей хотелось просто лежать, слушать, как накатывают мелкие волны на берег, и ни о чем вообще не думать. Тем более не хотелось ни о чем вспоминать. Она этого категорически не любила. Какой прок в воспоминаниях? От них либо досада гложет, если вспоминается что-то дурное, либо начинает щемить душу по давно ушедшим хорошим временам. И зачем тогда ворошить?

      – Это я о том, что всегда писал за тебя сочинения, а ты получала за них пятерки, – упрекнул ее лучший друг.

      – Молодец, – отозвалась она со вздохом и плотно сжала губы, решив больше не разговаривать.

      Молчание затянулось минут на двадцать. Волны плескались. Ветер с шумом ерошил мелкие ветки странного кустарника, больше похожего на сорняк, чем на живую изгородь. Неподалеку переговаривались другие