Тайны летней ночи. Лиза Клейпас

section>

      Пролог

      Лондон, 1841 год

      Хотя Аннабел Пейтон всю жизнь предупреждали о том, что брать деньги у незнакомых людей ни в коем случае не следует, однажды она все-таки сделала исключение… и почти сразу же поняла, что всего благоразумнее стоило бы последовать совету матери.

      В этот день у ее брата Джереми не было занятий, что случалось крайне редко, и оба, как это было у них заведено, отправились посмотреть новую панораму на Лейстер-сквер. Две недели жесточайшей экономии на хозяйственных расходах – и они смогли накопить достаточно, чтобы заплатить за билеты.

      Как единственные оставшиеся в живых отпрыски семьи Пейтон, Аннабел с братом были необычайно близки, даже несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте. Детские болезни унесли жизни двух малышей, родившихся после Аннабел. Ни один не отпраздновал своего первого дня рождения.

      – Аннабел, – спросил Джереми, отойдя от кассы, – у тебя еще остались деньги?

      Сестра покачала головой и вопросительно вскинула брови.

      – Боюсь, ни пенса. А что?

      Джереми с тяжелым вздохом откинул упавшую на лоб прядь волос цвета светлого меда.

      – Они удвоили цену, очевидно, панорама обошлась дороже, чем все остальное.

      – Но в газете ничего об этом не говорилось, – вознегодовала Аннабел и, понизив голос, добавила: – Ад и проклятие!

      После чего принялась рыться в ридикюле в надежде найти завалявшуюся монету.

      Двенадцатилетний Джереми бросил мрачный взгляд на гигантскую афишу, висевшую над украшенным колоннами входом театра панорамы:

      ПАДЕНИЕ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ

      МАКСИМАЛЬНАЯ ПРИБЛИЖЕННОСТЬ К РЕАЛЬНОСТИ

      ДИОРАМИЧЕСКИЕ ВИДЫ

      Целую неделю, с самого открытия новой панорамы, театр осаждали зрители, которым не терпелось увидеть чудеса Римской империи и ее трагическое падение.

      – Все равно что путешествие назад во времени! – восторгались они.

      Панорама обычного рода заключалась в простом созерцании холстов, развешанных в круглой комнате и дававших возможность рассмотреть всю историю того или иного события. Иногда, чтобы добавить зрелищу увлекательности, использовались музыка и специальное освещение. Лектор, переходя от одной картины к другой, живописал дальние страны или знаменитые сражения.

      Однако, если верить «Таймс», новая постановка была диорамой, а это означало, что холсты сделаны из прозрачного промасленного ситца и в зале установлена специальная подсветка. Триста пятьдесят зрителей стояли в центре на круге, который очень медленно вращали два человека. Причудливая игра света, посеребренное стекло, фильтры и актеры, нанятые на роли осажденных римлян, создавали так называемый эффект присутствия. Судя по тому, что читала Аннабел, последние трагические моменты искусно сымитированного извержения вулкана оказывались настолько реалистичными, что некоторые женщины в публике впадали в истерику или лишались чувств.

      Взяв ридикюль у расстроенной сестры, Джереми затянул тесемки и отдал сумочку обратно.

      – У нас хватает на один билет, – деловито заметил он. – Иди. Я все равно не слишком-то хотел увидеть эту чушь.

      Хорошо понимая, что брат лжет ради нее, Аннабел покачала головой:

      – Ни за что. Это ты иди. Я могу увидеть панораму в любой день. А вот ты вечно пропадаешь в школе. А спектакль продолжается всего четверть часа, которые я и проведу в ближайшей лавке.

      – Идти за покупками без денег? – скептически усмехнулся Джереми. – Ничего не скажешь, веселая затея.

      – Главное – не покупать, а рассматривать, – пояснила Аннабел.

      – Именно этими словами бедняки утешают себя, гуляя по Бонд-стрит, – фыркнул Джереми. – Кроме того, я не оставлю тебя одну, иначе все мужчины в округе не дадут тебе покоя. И хорошо, если еще будут только глазеть. Непременно найдется такой, который на тебя набросится.

      – Не будь дурачком, – отмахнулась Аннабел.

      Брат вдруг расплылся в улыбке. Его взгляд скользнул по тонко очерченному лицу, синим глазам и массе забранных наверх локонов, переливавшихся коричнево-золотым цветом осенней листвы под узкими полями шляпки.

      – Передо мной хотя бы не разыгрывай чопорную мисс! Твоя притворная скромность меня не обманет. Ты прекрасно сознаешь силу собственного воздействия на мужчин и, насколько мне известно, не стесняешься ею воспользоваться.

      – Ах вот как? – делано нахмурилась Аннабел. – Насколько тебе известно?! Откуда ты, спрашивается, знаешь о моих отношениях с мужчинами, если целыми днями торчишь в школе?

      Джереми, мгновенно став серьезным, выпрямился.

      – Теперь все переменится. На этот раз я не вернусь в школу. И поверь, смогу куда больше помочь тебе и маме, найдя работу.

      Аннабел тихо ахнула:

      – Джереми, ты ничего подобного не сделаешь! Это разобьет мамино сердце, и будь папа жив…

      – Аннабел, – упрямо перебил он, –