Ежедневник. Юрий Хейфец

диалектику текста и подтекста. «Мысль изреченная» и мысль пульсирующая, рвущаяся из строки, порой имеющая набатное звучание, но растворенная между слов и строф, заключенная в говорящие паузы, ушедшая в метафизику текста – они обязательно найдут своих адресатов, возможно, обладающих разным опытом восприятия и понимания поэтических текстов.

      Поэзия Хейфеца предпочитает стихи с ясным классическим ритмическим рисунком и чистой рифмовкой. Однако это тяготение к внятным ритмам совершенно очевидно своим основанием имеет любовь автора к поэтам «хорошим и разным», постижение полярных поэтических индивидуальностей и стихотворных практик.

      Стихи Хейфеца не похожи ни на какие другие, и вместе с тем они погружены в контекст прекрасной русской поэзии. Читаешь Хейфеца и ловишь у него воздушные, невесомые, непрямые отклики на стихи Блока, Гумилева, Галича, Бродского.

      Поэзия Хейфеца вмещает в себя все многообразие человеческих чувств, состояний, переживаний. Боль, гнев, восторг, разочарование, осознание итогов, надежда, печаль и радость становятся щемящими гранями поэтических признаний. Вот почему мотивы, запечатленные в поэтических строках «Ежедневника», тоже разнообразны и многоаспектны. О каждом из них стоило бы написать отдельно. Так, например, просится к ученому разговору мотив России в творчестве Ю. Хейфеца. Кажется, именно здесь наш поэт наследует традиции Лермонтова, Тютчева, Блока. Россия в поэзии Хейфеца предстает в ореоле «боли сердечной», любви, замешанной на страдании и сострадании:

      А что порядка нет у нас в стране,

      Так ей, стране, порядка и не надо.

      Это ироничное, но есть у Хейфеца и другие тональности:

      Россия – та, которую люблю —

      Осталась навсегда за поворотом,

      Где на могильный крест пехотным ротам,

      Пошедшим на съеденье пулемётам,

      Осенний ветер, плача, как по нотам,

      С берёзок собирает по рублю…

      Интерес автора к стихотворным изыскам явлен в составных и внутренних рифмах, в игре словами, в ритмических перебивах:

      Метет метель, метет и мечет,

      И мечется, и мечет снова —

      И выпадает чёт и нечет

      В игре моей, где ставка – слово.

      Слово в поэзии Хейфеца действительно становится ставкой – той самой, которая «больше, чем жизнь». Это игра не ради жонглирования оригинальными созвучиями, это игра концептуальная, мировоззренческая, сотканная из философских умозаключений и вполне сложившихся поведенческих канонов.

      Тонкая музыкальность поэта позволяет ему с помощью виртуозного ритма и колоритной рифмы передавать психологическое состояние человека, бег времени, скорость движения, чехарду впечатлений. 1 июня 2017 года наш поэт пишет:

      Посреди сплошного огня,

      Где трещит скорлупой броня,

      Где себя – не других! – виня,

      Ты ни ночи не ждёшь, ни дня,

      И, вслепую гоня коня

      Так, что ветер, в ушах звеня,

      Смерть торопит, её маня

      Доброй вестью, что вы родня…

      В этих убыстряющихся дольниках с акцентировкой рифмующегося слога – одного на протяжении всего текста – ритм позволяет представить череду картин, быстро сменяющихся в памяти автора. Мы чувствуем, как учащается его дыхание по ходу этой исповеди, исполненной надежды на то, что кто-то услышит и отзовется. Остановка. Затянутая пауза – и последняя строка:

      Не молчи. Позови меня.

      В другом стихотворении романсовая сладость цветущей гортензии тут же снимается рифмами – словами и фразами из других, не романсовых, стилевых страт: гортензия-претензия, рецензия, суспензия, лицензия…

      В этом весь Хейфец – в неожиданных поворотах смыслов, в сближении разнокалиберных слов и образов, в попытках жестко столкнуть житейское и вечное. Он пишет оду – предателю, «щедроты» у него «яростные», он умеет, «стоя посреди погоста говорить, что смерти нет». Располагающее к сентиментальности жанровое обозначение – романс («Декабрьский романс») – и финальные бьющие наотмашь строчки:

      Любая площадь теперь Сенатская,

      Любое место, считай, Сибирь.

      У автора пронзительных и обнаженных в своей открытости стихов есть основания за них бояться, тревожиться о них:

      Молчи, поэзия, молчи.

      Хоть не найдут. Хоть не задушат.

      Хейфец любит своего читателя, верит ему и верит в него. Неслучайно его диалог с тем, кто обращается к его стихам, так изыскан и многопланов. Серьезный вдумчивый лирический монолог о жизни, ее сложностях и поворотах, о печати и отпечатках времени и эпохи, о Боге и его месте в судьбе каждого, о границах личной свободы сменяется остроумной игрой с читателем: то парафраз, то цитата знакомая, то явные постмодернистские отсылки – в общем все, что мы любим!

      Некоторые стихотворения основаны на приеме разрастания метафоры,