Старики. Алексей Калугин

узне работал, лег уже за полночь.

      – Так а я что?.. Я тоже без дела не сижу! – отозвался Серега. – Мы с Семкой уже овец за реку отогнали!.. Разбудите Димку, тетя Лиза!.. Старик Федот помер!

      – Ну, помер и помер, что с того… Он на то и старик был. Помер – похороним. Рядом с остальными стариками.

      – Димка!.. Димка, вставай!..

      – О, ща я тебя жердиной-то!..

      Повезло Сереге, что отец вчера на дальнем пастбище заночевал. Отзвонился вечером по мобильнику, говорит, погода, мол, хорошая, гурлы на восток откочевали, чего мотаться туда-сюда. Мать только грозится, а отец уж точно огрел бы Серегу чем под руку подвернулось, разбуди он его в такую рань. Должно быть, знал Серега, что отца нет дома, поэтому и орал, не боясь, во всю свою дурацкую глотку. Но то, что он орал, действительно имело огромное значение. Во всяком случае, для нашей компании. Если Серега не выдумал все только ради того, чтобы вытянуть меня поутру из дому. С него станется.

      Спать хотелось невообразимо. Но я все же продрал глаза, поднялся с постели и, навалившись грудью на подоконник, выглянул в окно.

      – Димка! – пуще прежнего заорал, увидев меня, Серега. – Старик Федот помер!

      Серега, как обычно, на своей белой лошади верхом и без седла. Красуется. И ружьишка даже самого паршивого не прихватил. Ну да, чего с оружием возиться, если гурлы на восток откочевали. Да только дед мне рассказывал, что порой бродяги встречаются. Их то ли из племени выгнали, то ли они сами ушли из-за характера вреднючего, да только такие одиночки злее десяти других гурлов. Дед, конечно, любит приврать, но это он серьезно говорил. Так что без облегченного трассера, что мне отец на тринадцать лет подарил, я теперь никуда.

      – Слышал уже, – ответил я хрипловатым спросонья голосом.

      – От кого? – опешил Серега.

      – Да ты ж под окнами уже битых полчаса орешь.

      Насчет получаса я, конечно, загнул – думал, пусть Серега малость успокоится. Но он только сильней разошелся.

      – Выходи, Димка, ждать не станем! Я по дороге уже Николку кликнул. Он обещал за Мударом заскочить. На холме встречаемся.

      – Ладно, – говорю, – погоди чуток, сейчас выйду.

      Рубашку накинул, штаны натянул. Подошел к умывальнику, воды в лицо плеснул.

      Тут мать в дом вошла.

      – Куда, – спрашивает, – собрался?

      Будто не знает.

      – Надо, – степенно ответил я ей. – Старик последний умер.

      – И что с того? – Мать руки в боки. – Что, покойников никогда не видел?

      – Так то ж старик, – объясняю я ей. – Последний.

      – Димка! – снова донеслось со двора. – Давай скорее!

      – А сколько лет было Федоту? – спросил я у матери.

      Она призадумалась.

      – Ну, тебе сейчас пятнадцать, мне – тридцать восемь, деду нашему – шестьдесят девять… Получается, Федоту не меньше ста лет было.

      – Все, я побежал, – сказал я матери, схватил стоявший в углу трассер и выбежал на двор.

      Оседлать Часики – так мою гнедую лошадку звали – для меня дело двух минут. Я, как Серега, без седла ездить не люблю. Трассер в седельный чехол сунул и на двор выехал.

      – Ну, наконец собрался, – усмехнулся Серега. – Поехали. Мудар с Николкой заждались уже, поди.

      И мы поехали к холму.

      Серега хотел было лошадь в галоп пустить, но я его попридержал.

      – Погоди-ка, – говорю, – а с чего ты взял, что старик Федот помер?

      – Мы с Семкой решили сегодня путь срезать. – Семка – это старший брат Сереги, ему месяц назад двадцать четыре стукнуло. – Погнали стадо мимо Федотова поля. А старика-то не видно. – Серега многозначительно глянул на меня. – Ну, я Семке-то и говорю, не видно что-то старика. Семка для верности из пистолета в воздух пальнул. Минут пять ждали. Нету старика Федота. Ну а коли старик даже на выстрел не выглянул, значит, точно помер.

      Серега был прав. Старик Федот и прежде-то нелюдимым был, а последние лет пять так и вовсе свихнулся. Трассер из рук не выпускал. Как кого завидит, так бежит к ограде и ствол – вперед. Орет: «Пошли вон отсюда, вражьи дети! Это моя земля! Никого сюда не пущу!» Можно подумать, кому его ранчо нужно. Большое у старика ранчо, земля хорошая, кто спорит? Так вокруг такой земли столько, что за сотню лет не перепахать!

      – Может, не помер старик, а заболел? – предположил я.

      Серега усмехнулся.

      – Единственная болезнь, которая старика в постель уложит, смертью зовется. Ты помнишь, чтобы хоть кто-то из стариков болел?

      Тут он тоже прав был. К тому времени, когда я вырос настолько, что понимать начал, что вокруг происходит, стариков только двенадцать осталось. Когда приходила их пора, помирали тихо, а болеть не болели. Никогда. Когда-то стариков было двадцать четыре. И вот сегодня последний умер.

      – Это что ж получается? – спросил я у Сергея, сам удивленный мыслью, что пришла в голову. – Выходит, теперь мы сами по себе? Без стариков жить будем?

      – Выходит,