История Северного круга. Юлия Кузнецова

являются всё чаще. И ещё Розовый лес и пастбище слишком далеко. Пожалуйста, Дин, не надо…

      Я не кивал и не смотрел ей в глаза. Я не хотел её расстраивать и обманывать тоже. Я хотел как она. Не говорить всей правды. Она ведь так и сделала. Не сказала, что на самом деле не пускает меня на пастбище из-за Чойри, пастуха талюков.

      Чойри одноглазый. Это последствие лишающей болезни. Мама боится, что я заражусь от него. Тоже чего-то лишусь. Большой Цоер ругает маму на собраниях за то, что она не пускает меня в гости к тем ребятам, чьи братья и сёстры лежат дома после лишающей болезни. На собраниях мама возражать не решается, но дома выговаривает папе:

      – Почему тогда Цоер…

      – Большой Цоер, – поправляет её папа.

      – Цоер, – упрямо говорит мама, – мы учились с ним в одной школе!

      – Но мы его сами выбрали, – мягко напоминает папа, – значит, должны почтительно говорить о нём.

      Мама вздыхает и продолжает:

      – Почему он тогда велел всем этим детям сидеть дома?

      – Он не велел им сидеть дома. Он освободил их от учёбы. Ты же видела: Жорель вывозит свою девочку на снег – подышать.

      – Она вывозит её далеко в Розовый лес! Там никого нет. Значит, она что-то знает про её болезнь.

      – Она просто боится насмешек…

      – Глупая Жорель, – упрямо бурчит мама. – Ребёнок болеет, а она таскает его по холоду. Всё равно, Ройк, мы не можем знать наверняка. Поветрия говорят…

      – Я не верю в Поветрия.

      – Потому что ты не заботишься о Дине так, как я. Я считаю, что нужно принимать во внимание всё, что слышится. А Поветрия говорят, что, если проводить много времени с теми, кто перенёс лишающую болезнь, можно заболеть самому. Это не так сложно – держать нашего мальчика подальше от больных. У нас в семье никто не болеет.

      – Как никто? Твоя мама…

      – Она уехала, как ты знаешь! – повысила голос мама. – Она уехала в Восточный круг, чтобы не подвергать Дина опасности! Теперь у нас в семье никто не болеет. А в школу эти дети не ходят. Так что он не общается ни с кем из заболевших.

      Почти не общается, – добавляет мама и понижает голос: – Ты знаешь, что он стал бегать на пастбище у Розового леса? К Чойри. Одноглазому Чойри. Конечно, встреча с ним на улице – это совсем не то, что в помещении: на расстоянии не заразишься. Но почему именно Чойри?!

      – Наверное, Дину с ним интересно.

      Мне слышно, как папа потягивается и зевает.

      – И тебя это не шокирует?

      – А почему меня должно это шокировать, Трина? Я тоже убегал, когда был мальчишкой. Мы бродили по Розовому лесу, перепрыгивая, слышишь, перепрыгивая через прожилки!

      – Тогда они не были такими зелёными…

      – Зато пропасть за пастбищем была всегда, – возразил папа, – и мы подходили к самому краю и заглядывали вниз. Кидали туда пучки сухих прожилок и смотрели, как они парили над пропастью. А самые бесстрашные вставали на край и, расставив руки, вытягивали вперёд ногу.

      – Брр…

      Я прямо увидел, как маму передёрнуло и она поплотнее завернулась в шаль. Шаль у неё красивая, сине-голубая, расшитая ледяными кристаллами.

      – Ладно, – сказала мама, – но ответь мне, почему Цоер… хорошо, Большой Цоер дал Чойри такую работу?

      – Пасти талюков? Ну, потому что она несложная…

      Папа отвечал медленно, словно раздумывая.

      «Засыпает», – понял я.

      – Кому-то надо следить, чтобы талюки не отползали от пихты далеко, – он снова зевнул. – Они же от этого умирают.

      – Ну и что?

      – Как что? Так и весь их вид может погибнуть!

      – Это просто жуки!

      – Трина, ты шутишь? Это единственный вид животных, который может существовать в нашем климате. Остальные – только в Оранжерее!

      – Но какой смысл в жуках?

      – Ты забыла? Большой Цоер сказал: мы должны пытаться сохранить каждый вид живого.

      – А может, – упрямилась мама, – Большой Цоер нарочно устроил пастбище так далеко? Чтобы Чойри ни с кем не общался?

      – Ну как же ни с кем? А Дин?

      – Ройк!!!

      – По голове не бить! О, давай позовём Дина и устроим бой подушками?

      – Я не хочу дурачиться, Ройк! – голос мамы зазвенел. – Я переживаю за нашего сына! И если… если тебе всё равно, я поговорю с ним завтра сама.

      Вот так и вышло, что я стоял перед мамой и старался не кивать и не мотать головой. Я изо всех сил думал: «Пойми, пойми, пойми, мне очень надо!» Я надеялся, что мама услышит мои мысли. Ведь она слышит Поветрия. А их никто не произносит вслух, они витают по воздуху. Кто-то слышит, кто-то нет.

      Мама долго смотрела на меня. А потом вдруг прижала мою голову к своему животу и прошептала мне прямо в волосы: «Я так за тебя боюсь…»

      А я утром сделал себе из волос шалаш. Взбил их и построил таким домиком. Мамины слова попали в шалаш.

      – И