Ричард Длинные Руки – маркиз. Гай Юлий Орловский

ге. Челюсти рептилии сухо щелкнули, она отлетела в сторону и пристыженно зарылась в подножье бархана.

      Рефлексы срабатывают молниеносно, все-таки вижу такую первый раз, но кто ежедневно перебегал дорогу перед транспортом в часы пик, отточил движения и реакции, сам того не замечая. Я подвигал плечами, удобнее устраивая там меч и лук, раздраженно ускорил шаг.

      Я понимаю, когда не удается что-то у других, так вообще-то и должно, они ж дураки, но когда не удается мне, это какая-то нелепица, ни в одни ворота не лезет, и понять такое невозможно. Вообще-то несправедливость какая-то.

      Я мечтал попасть на Юг, а попал в его тюрьму. И народ здесь мне очень-очень не понравился. Все подлые, все глотки рвут один другому… К счастью, через час-другой перешагну порог двери герцога Луганера и окажусь на свежем морозном воздухе. Здесь день, значит, там выйду ночью, проберусь неслышно в спальню, а утром изумленная служанка обнаружит меня в постели.

      Нет, первым, еще на лестнице, почует Бобик, только бы на радостях не перебудил замок, дурашка.

      Очередной оранжевый бархан уплыл в сторону, сердце мое екнуло и сбилось с такта. Загребая сапогами желтый песок, навстречу бредет, сильно хромая, мужчина в странно знакомом костюме. В правой руке длинный меч, непривычно узкий, почти шпага, левой держится за лямку заплечного мешка. Белая рубашка из дорогого полотна запятнана засохшей кровью, а нога, на которую припадает, перехвачена жгутом из веревки.

      Сердце стучало все громче и взволнованнее. Красивый, с холеным нежным лицом, богатая мимика: вижу, как кривится, когда наступает на больную ногу – явно не из местных. Более того, попал в Забарьерье недавно…

      Из песка за его спиной вылезли два ящера, отряхивались, как куры после дождя. Я снял лук и на всякий случай наложил стрелу. Человек бредет, раскачиваясь из стороны в сторону, ничего не видит, кроме песка перед собой.

      – Берегитесь! – крикнул я.

      Он начал оглядываться, но ящеры уже заметили добычу и бросились вдогонку. Я рывком натянул тетиву, щелчок, за первой стрелой сорвалась вторая. Ящеры были почти на незнакомце, когда длинные стрелы пробили обоим головы. Второй ящер успел сбить человека с ног, но тот, падая, ухитрился извернуться и насадить ящера на острие меча.

      Они барахтались, разбрасывая песок, когда я, убрав лук, поспешил к месту схватки. Человек столкнул с себя дергающееся тело, перевернулся на спину. Меч в руке в оборонительной позиции, лицо запорошено песком, но встретил меня угрюмым взглядом несломленного человека.

      – Во имя Самаэля! Кто вы?

      – Местный, – ответил я благожелательно. – И хочу вам помочь.

      Он буркнул:

      – Вы появились вовремя, сэр…

      – Сэр Ричард, – назвался я. – Пустяки, это безобидные зверушки, если убить их первым.

      Он криво улыбнулся, протянул мне руку. Я помог ему встать, ладонь крепкая, сухая и горячая. Я улыбался как можно дружелюбнее, он медленно расслабил мышцы.

      – Маркиз де Куртен. Да, если успеть…

      Голос его был хриплым, я уловил в нем сдерживаемую боль.

      – Вы ранены, – сказал я, – позвольте, я помогу вам?

      Он смотрел с недоверием.

      – Вы знакомы с врачеванием?

      – Да, – подтвердил я. – Вон там каверна, давайте укроемся от зноя.

      Он буркнул:

      – Тут не только от зноя надо укрываться.

      – Рад, что вы это заметили.

      – Рады, что меня змея укусила?

      – Нет, – сказал я поспешно, – что вы человек осторожный. Не люблю слишком безрассудных. Да они здесь и не живут долго.

      Он угрюмо наблюдал, как я в расщелину вошел первым, подставляя для удара спину, затем я услышал сзади шаги. Он забрел тяжело и сразу со вздохом облегчения сполз по стене на землю.

      – Слава Самаэлю, хоть переведу дух…

      Второй раз ухо царапнуло это странное обращение, но я смолчал, а он, морщась от боли, стянул через голову рубашку. На груди застучали на тонких цепочках два камешка-амулета, а еще один, самый мелкий, почему-то на широкой шелковой ленточке. Я приготовился увидеть страшные раны, от которых человек может умереть прямо на месте, однако на груди белеют едва заметные шрамики. Впечатление такое, что получил эти удары топором год назад.

      – Неплохо, – сказал я ошарашенно. – А что с ногой?

      Он принялся развязывать узел над коленом, морщился, лицо побледнело.

      – С нею похуже, – прохрипел он. – Заклятие Гальса истратил… А это не просто рана. В ней яд…

      Стиснув зубы, он оголил ногу, я присвистнул. Голень распорота, как будто от подколенья и до щиколотки взрезали ржавой крестьянской косой. Едва он отбросил жгут, кровь тут же потекла освобожденно, часто-часто капая на землю. Но и дальше со жгутом нельзя, нога посинела. Еще чуть-чуть – начнется отмирание тканей.

      – А почему не подлечили? – спросил я.

      Он сказал хрипло:

      – Я же сказал, в ногу потом, когда уже израсходовал заклятие…