Твоя очередь умереть. Кирилл Казанцев

нающей бородавку. Он перетащил очки на лоб, зацепив клок шевелюры, всмотрелся в сумерки. Время детское – половина девятого, просто на юге темнеет рано. Салютовали за холмом, на краю Антоновской слободки – местного «района для богатых». Небо озарялось, словно на землю проливался метеоритный дождь. Масштабность зрелища впечатляла. Никаких официальных торжеств в черноморской Фиоленсии в этот день не проводилось. Просто приспичило кому-то из толстосумов…

      Мужчина раздраженно задернул шторку. В малоэтажном районе, где он обитал, выбрасывать деньги в небо было не принято. Салют оборвался, и в дверь постучали. Мужчина вздрогнул.

      Входная дверь находилась в двух шагах от кресла. За порогом колыхалась неясная тень – мужчина, рослый, со спортивным разворотом плеч. Отнюдь не женщина, которую он ожидал позднее. Посетитель помалкивал, его лицо скрывалось в полумраке. Хозяин скромного жилища в двухквартирном домике почувствовал сухость в горле.

      – Э-э-м… – начал он, но посетитель перебил:

      – Привет, Гришаня… – произнес он утробным голосом, и мужчина похолодел.

      «Привет, Доцент», – чуть не вырвалось из пересохшего горла. Он натянул очки обратно на глаза, всмотрелся в полумрак.

      – Ну все, нарисовалась полярная лисичка… – обреченно вымолвил он.

      Посетитель шевельнулся, хозяин попятился, поволок за собой потрепанный коврик. Незнакомец шагнул через порог, обозрел без претензий декорированную обстановку: старенький кухонный гарнитур, кресло, письменный стол с немолодым компьютером, потрепанную книгу на тумбочке. Хозяин мялся, не зная, куда пристроить руки. Он потрясенно разглядывал мужчину, которому в школе давал списывать, а однажды чуть не подрался с ним из-за девчонки, которая явно того не стоила. Посетитель был еще молод, одет невзрачно. Ни капли жира, бесцветная кожа обтягивала острые скулы. Поблескивали голубые глаза – в полумраке они приобретали цвет «сухого асфальта». На плече висела полупустая сумка.

      – Ну, здравствуй еще раз, Гришаня, – с расстановкой произнес гость. – Квелый ты какой-то, не рад, похоже… Приютишь на пару месяцев беглого зэка – ведь мы с тобой кореша по жизни, нет? Что-то ты к полу прилип, Гришаня. Точно не рад. Ну, давай, мечи на стол – имеется в этом доме чего на клюв бросить? Посидим, за жизнь нашу скорбную вспомним. Водочку доставай – плеснем под жабры птичьей водички.

      – Так это… – растерялся Гришаня. – Нет у меня водочки – только винишко дешевое в холодильнике… Черт, подожди… – Он нервно задергался, засуетился. – Я через дорогу сбегаю, там всегда есть…

      – Ладно, расслабься, Фаткин. – Посетитель сменил тон, и глаза его лукаво заблестели. – Не будем становиться заложниками стереотипов. Зэки пьют не только водку. Слушай, Фаткин, – он засмеялся, – ты больше в церковь не ходи, ладно? Затеряешься среди икон. Посмотри на свой страдальческий лик. Шучу я, шуток не понимаешь? На понт беру. – Он шагнул к старинному приятелю, обнял его. Свалилось напряжение, Фаткин с шумом выпустил воздух.

      – Максим, так и до кондрашки недолго… Слушай, – он опять забеспокоился, – а чего ты про побег-то говорил? Реально из зоны лыжи двинул? Тебе еще сидеть года четыре – проще дотерпеть…

      – Шучу я, говорю же, – отмахнулся Максим. – Отпустили – по УДО за примерное поведение. Могу справку показать.

      – Не нужна мне твоя справка. – Фаткин залился стыдливым румянцем. – Я же не мент – в твои справки вчитываться…

      – И не отниму я два месяца твоей жизни, – успокоил Максим. – Посижу немного и пойду своей дорогой. Не смотри так, дружище – я все тот же, блатным не стал, по понятиям не живу. Хотя скрывать не буду – наложила зона отпечаток. Одиннадцать лет «полосатого режима» – не шутка… Но это не освобождает тебя от ответственности всё, что есть, нести на стол, – погрозил он пальцем, – и посидеть со старинным приятелем, который реально по всем вам соскучился. Держи. – Он вытащил из сумки бутылку дешевого кубанского вина. – Не большой я охотник до водочки, давай так, символично.

      – Ну, слава богу, это ты… – успокоился Фаткин. Он стащил очки – стекла запотели от волнения, протер их застиранной майкой. – Проходи, садись, сейчас сообразим. Но сразу предупреждаю – разносолов в этом доме не держат. «Все, что есть» – это овощные и бобовые культуры, сок из свежих… сухофруктов, гм.

      – То есть деньги для тебя ничто, – улыбнулся Максим.

      – Ничто, – согласился Фаткин. – Особенно в том количестве, что у меня есть. Девиз придумал: денег не было, денег нет, денег не будет никогда. Я по-прежнему, – он удрученно развел руками, – мальчик из малобюджетной еврейской семьи. Урод, так сказать, в дружной семье своего народа. Временами сомневаюсь – может, я не еврей? Может, меня обманули?

      – А кто? – удивился Максим.

      – Ну, не знаю… Может, скрытый араб? У мамы не спросишь, у папы – тем более… Ты присаживайся, не маячь, сейчас соображу. Рассказывай, где сидел?

      – В Сибири, – удивился Максим.

      – Сибирь – понятие растяжимое…

      Максим невесело рассмеялся:

      – Ты даже не представляешь, какое растяжимое. Есть страна