Злоба. Владимир Дэс

ой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

      © Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

      Страха не было, боли тоже.

      Была только злоба.

      Он понимал, что уходят последние секунды Его жизни.

      Нож в шее буквально пригвоздил Его к земле.

      Кровь, стекающая струйками по дрожащей сухой коже за ухом, казалось, кипела.

      Глаза открылись сами собой, медленно-медленно.

      Перед не погасшими еще зрачками высоченным толстым бревном качалась сочная зеленая травинка.

      По ней деловито ползла вверх божья коровка.

      Обнаружив эту маленькую жизнь, Его затухающее сознание встрепенулось.

      Правая рука, перебитая в локте автоматной пулей, дернулась к этой букашке и… осталась на месте.

      Божья коровка, ничего не подозревая, продолжала топтаться по травинке, бестолково перебирая лапками.

      Это ничтожное существо было совсем рядом.

      Если Он соберется с силами и дунет посильнее, эту тварь, пожалуй, снесет с травинки.

      Он осторожно вобрал в себя воздух.

      И очень сильно – так Ему показалось – дунул.

      Ему вообразилось, что воздух вихрем вырвался из легких, обволок божью коровку и, оборвав ей крылья и лапки, зашвырнул маленький трупик в грязную дождевую лужу.

      Когда к Нему осторожно подошли люди, Его уже остекленевшие глаза с безумным торжеством смотрели в ту точку на стебельке, где, как и минуту назад, деловито перебирая лапками, ползала вверх-вниз красная букашка с черными пятнышками на крохотных крылышках.

      Рот Его был судорожно распахнут, словно он все еще выдувал из себя трупный дух, уничтожающий все живое.

      Распухший бордовый язык вывалился набок, и по нему из Его нутра медленно стекало на землю густое, неряшливое кровавое месиво.

      Это был Его последний выдох.

      Наконец люди в сапогах осторожно окружили Его.

      Потом кто-то слегка пнул тело.

      Потом пнули сильнее.

      Убедившись, наконец, что Он мертв, все оставили Его и ушли.

      Ушли к тем, кого Он расстрелял несколькими часами раньше.

      Их осторожно подбирали в разных местах и бережно укладывали рядком на траву в тени высокого забора.

      Их было пятеро.

      Было – и не стало.

      Он давно знал, что все Его презирают.

      Сокурсники в военном училище в глаза смеялись над Ним.

      Смеялись над связью с женщиной старше Его на двенадцать с лишним лет.

      Она была некрасивая и с огромным, в пол-лица, родимым пятном.

      Он тщательно скрывал эту связь ото всех. Но однажды, выпив лишнего в увольнении, зашел к ней с сокурсниками, показавшимися своими в доску.

      Как же над Ним потом издевались!

      Не физически, конечно. Но от слов было еще больнее, чем от побоев.

      Он перестал к ней ходить.

      Тогда она сама пришла к Нему.

      Все училище пялилось из окон.

      Его затрясло от злобы и унижения.

      Вместо «здравствуй», Он наотмашь ударил ее по лицу, а когда она упала на ступеньки, стал пинать, пинать…

      Его еле оттащили.

      Тут недавние мучители вдруг стали Его лучшими друзьями.

      Благодаря их дружному заступничеству, истеричная выходка легко сошла Ему с рук.

      Но та, которую Он унизил еще больше, чем унижали Его за связь с нею, все же была женщиной.