Забудь о прошлом. Гоар Маркосян-Каспер

спину, чтобы отдохнуть, он сразу продрог. А вообще-то он заплывал далеко, настолько, чтобы остаться наедине с морем – море Дан любил нежно, в юности выбирался к нему не реже трех-четырех раз в год… удивительно, как он сумел вынести столь долгую разлуку! Только войдя в призывно пахнувшую йодом и водорослями черную воду – приехали вечером, но дожидаться утра не было сил, Дан почувствовал, как он счастлив вернуться домой, странно, там он не осознавал сполна собственной тоски… нет, конечно, возникали время от времени ностальгические порывы, но, в принципе, даже непосредственно перед прилетом его не особенно тянуло на Землю, разве только перспектива показать ее наконец Марану… Вспомнив Марана, он огляделся. Того нигде не было видно. Слегка обеспокоенный – все-таки волны, пусть не очень большие, но для неопытного пловца небезопасные, Дан перешел на кроль. Вообще-то он предпочитал брасс – в отличие от Марана, который не успев еще толком научиться плавать, облюбовал себе кроль, Марану нравилась скорость, Дан подозревал, что на трассе или в море тот давал волю своему вечно сдерживаемому темпераменту…

      Тревога оказалась напрасной, подплывая к берегу, Дан уже издали увидел высокую фигуру Марана, стоявшего во весь рост на сильном ветру перед закутанной в просторное оранжевое полотенце Никой, сидевшей на большом валуне. Демонстрирует Нике свое роскошное телосложение, подумал Дан с легкой иронией… ирония, впрочем, относилась, скорее, к собственной мысли, нежели к Марану, на всех трех известных Дану населенных планетах не нашлось бы, наверно, человека, более равнодушного к собственной внешности, чем Маран. Нельзя сказать, что он был настолько наивен, чтобы не подозревать о ее преимуществах, Маран и наивность – это… это… Дан даже не нашел слова, чтобы достаточно точно охарактеризовать подобное сочетание, нет, о достоинствах своих Маран знал отлично, но отнюдь не гордился ими, он просто не считал их таковыми и пренебрежительно усмехался, когда кто-то позволял себе их не только заметить, но и упомянуть о замеченном вслух. И то… несколько лет назад Дан иногда был не прочь покрасоваться перед зеркалом, не говоря о женщинах, но сейчас…

      Он выбрался из воды и пошел к увлеченной беседой парочке. За словом «парочка» никакой задней мысли не скрывалось, с Мараном Нику он оставил бы хоть на год – не потому что Ника тому не нравилась, просто он уже достаточно хорошо знал понятия Марана о дружбе, его своеобразный кодекс чести. Слава богу, что Ника наконец… Дан вздохнул. Он не уставал удивляться тому, насколько по-разному они с Никой смотрят на вещи. Эпизод с письмом… Если, конечно, подобное можно считать эпизодом, это больше смахивает даже не на поступок, а на деяние, как высокопарно выражались древние. До сих пор все шаги Марана, даже самые неординарные, Дану – в отличие от Ники, были понятны и не вызывали сомнений, ну разве что минутных, но на сей раз… На сей раз он никак не мог принять случившееся, как должное. Может, он не осознавал, как данность, критическую ситуацию, сложившуюся на Торене? Он часто ловил себя на избытке оптимизма, это, наверно, черта характера – предпочитать надеяться на лучшее до тех пор, пока в худшее не упрешься носом. Или дело в нерешительности, неспособности взвалить на себя груз столь чудовищной ответственности и, соответственно, непонимании, как это может сделать другой? А может, ему просто было жаль Марана, который… Днем он был спокоен и сдержан, как обычно, но по ночам выдавал себя, вставал, ходил, иногда часами, в последние дни на Торене Дан, спавший в той же комнате, не раз, просыпаясь далеко за полночь или под утро, видел его неподвижный силуэт у открытого окна… Так или иначе, Дан никак не мог убедить себя в том, что сделанное не было роковой ошибкой… Не то – Ника. Ника встретила их в космопорту. На Землю она прилетела на неделю раньше, и вид у нее был уже сугубо земной, в легком белом платье с развевавшейся на ветру длинной, чуть ли не до щиколоток, плиссированной юбкой и широкими, мягко спадающими до локтя рукавами, в сплетенных из прозрачных синтетических паутинок босоножках на высоких тонких каблуках, вся увешанная переливавшимися десятком оттенков зеленого, под цвет глаз, ожерельями, браслетами, серьгами, цепочками, радостная, праздничная, она кинулась Дану на шею, а потом, с трудом вырвавшись из его более чем пылких объятий, повернулась к Марану, подала ему руку и сказала:

      – Я была неправа. Во всем, что касается тебя. Думала о тебе неверно, нечестно, нехорошо. Словом, я виновата перед тобой. Прости меня.

      Вот так. А когда Ника считала себя перед кем-то виноватой, она…

      Маран обернулся на его шаги, и Дан с облегчением увидел на его лице улыбку, за последний месяц, наверно, в первый раз.

      Дан взбежал на пригорок и в последний раз оглянулся на море. За три дня он успел изучить все сюрпризы тропинки. Если идешь от виллы, еще за метр до этого самого места сохраняешь иллюзию, будто моря нет и в помине, лес обступает тебя плотно и надолго, но делаешь один лишь шаг, минуешь поворот, и на тебя буквально обрушивается необъятная, неотразимая, невообразимая синева. Можно отступить – ничего, только толстые, бугристые, высокие стволы.

      Дан любил эти игры с морем, в юности он создал для себя целый ритуал свиданий с ним. Ездил он на побережье всегда наземным транспортом, ибо флайер лишал встречи с морем некоего кокетства, ведь, растягивая