Тупапау , или Сказка о злой жене. Евгений Лукин

серьезные. Дюралевый катерок сбросил скорость и зарылся носом в нарзанно зашипевшую волну.

      – Толик, – жалобно позвал толстячок, что сидел справа. – По-моему, она что-то против нас имеет…

      Хмурый Толик оценил исподлобья тучу и, побарабанив пальцами по рогатому штурвальчику, обернулся – посмотреть, далеко ли яхта.

      Второе судно прогулочной флотилии выглядело куда эффектнее: сияюще-белый корпус, хромированные поручни, самодовольно выпяченные паруса. За кормой яхты бодро стучал подвесной мотор, но в скорости с дюралькой она, конечно, тягаться не могла.

      – Это все из-за меня, ребята… – послышался виноватый голос с заднего сиденья. Там в окружении термосов, спиннингов и рюкзаков горбился крупный молодой человек с глазами великомученика. Правой рукой он придерживал моток толстенной – с палец – медной проволоки, венчающей собой всю эту груду добра.

      – Толик, ты слышал? – сказал толстячок. – Раскололся Валентин! Оказывается, туча тоже из-за него.

      – Не надо, Лева, – с болью в голосе попросил тот, кого звали Валентином. – Не опоздай мы с Натой на пристань…

      – «Мы с Натой»… – сказал толстячок, возводя глаза к мглистому небу. – Ты когда кончишь выгораживать свою Наталью, непротивленец? Ясно же, как божий день, что она два часа макияж наводила!

      Но тут в глазах Валентина возникло выражение такого ужаса, что Лева, поглядев на него, осекся. Оба обернулись.

      Белоснежный нос яхты украшала грациозная фигура в бикини. Она так вписывалась в стройный облик судна, что казалось, ее специально выточили и установили там для вящей эстетики.

      Это была Наталья – жена Валентина.

      Впереди полыхнуло. Извилистая молния, расщепившись натрое, отвесно оборвалась за темный прибрежный лесок.

      – Ого… – упавшим голосом протянул Лева. – Дамы нам этого не простят.

      На заднем сиденье что-то брякнуло.

      – Ты мне там чужую проволоку не утопи, – не оборачиваясь, предупредил Толик. – Нырять заставлю…

      А на яхте молнии вроде бы вообще не заметили. Значит, по-прежнему парили в эмпиреях. Наталья наверняка из бикини вылезала, чтобы произвести достойное впечатление на Федора Сидорова, а Федор Сидоров, член Союза художников, авангардист и владелец яхты, блаженно жмурился, покачиваясь у резного штурвала размером с тележное колесо. Время от времени, чувствуя, что Наталья выдыхается, он открывал рот и переключал ее на новую тему, упомянув Босха или, скажем, Кранаха.

      На секунду глаза Натальи стекленели, затем она мелодично взвывала: «О-о-о, Босх!» или «О-о-о, Кранах!»

      Причем это «о-о-о» звучало у нее почти как «у-у-у» («У-у-у, Босх!», «У-у-у, Кранах!»).

      И начинала распинаться относительно Босха или Кранаха.

      Можно себе представить, как на это реагировала Галка. Скорее всего, слушала, откровенно изумляясь своему терпению, и лишь когда становилось совсем уже невмоготу, отпускала с невинным видом провокационные реплики, от которых Наталья запиналась, а Федор жмурился еще блаженнее…

      На дюральке же тем временем вызревала паника.

      – Что ж мы торчим на фарватере! – причитал Лева. – Толик, давай к берегу, в конце-то концов…

      – Лезь за брезентом, – распорядился Толик. – Сейчас здесь будет мокро. Ну куда ты полез? Он у меня в люке.

      – В люке? – возмутился Лева. – Додумался! Нарочно, чтобы меня сгонять?

      Он взобрался на сиденье и неловко перенес ногу через ветровое стекло. При этом взгляд его упал на яхту.

      – Эй, на «Пенелопе»! – завопил Лева. – Паруса уберите! На борт положит!

      Он выбрался на нос дюральки и по-лягушачьи присел над люком.

      Тут-то их и накрыла гроза. Дождь ударил крупный, отборный. Брезент изворачивался, цеплялся за все, что мог, и норовил уползти обратно, в треугольную дыру. Лева высказывался. Сзади сквозь ливень маячил смутный силуэт яхты с убранными парусами. Валентин на заднем сиденье старался не утопить чужую проволоку и прикидывал, что с ним сделает промокшая жена на берегу за эту бог весть откуда приползшую тучу.

      Но когда ни на ком сухой нитки не осталось – выяснилось вдруг, что гроза не такая уж страшная штука.

      – Ну что, мокрая команда? – весело заорал Толик. – Терять нечего? Тогда отдыхаем дальше!..

      Совпадение, конечно, но все-таки странно, что молния ударила в аккурат после этих самых слов.

      2

      Все стало ослепительно-белым, потом – негативно-черным. Волосы на голове Толика, треща, поднялись дыбом (не от страха – испугаться он не успел). Предметы, люди, сама лодка – все обросло игольчато-лучистым ореолом. Прямо перед Толиком жутко чернело перекошенное лицо Левы в слепящем нимбе.

      Это длилось доли секунды. А потом мир словно очнулся – зашумел, пришел в движение. Лодка тяжело ухнула вниз с полутораметровой высоты, оглушительно хлопнув по воде плоским днищем, затем угрожающе накренилась, встав при этом на корму, и какое-то время казалось, что она неминуемо перевернется. Лева