Никита Простота. Александр Алексеевич Богданов

но быть, веселостью да добротой от тяжелых мужицких дум спасался… И прозвали его на селе Никита Простота.

      Сегодня он особенно в благодушном настроении; поправлял у краснорядца Рогожина печку-голландку и получил три целковых. Провозился Никита два дня и зато получил вот такую уйму денег.

      Долго торговался, надоело… Зажал в левом углу губ собачью ножку с махоркой, пыхнул дымом, равнодушно прищурил глаза и брякнул, точно замок ключом запер:

      – Хошь – соглашайся, хошь – нет!.. Итак, почитай, задаром… У меня струмент небольшой, и домой уйти недолго… Ты ведь, сударик, за французские ситцы нажигаешь нашего брата, – ого!..

      Краснорядец поиграл на животе серебряной цепочкой, покряхтел и согласился.

      С работы Никита зашел к бобылке Анне. После трудов рабочему человеку нельзя не выпить, а у Анны был всегда запас хмельной бражки, которую она варила особенным, одной ей известным способом.

      И от бобылки Никита шел по селу совсем веселым. Плечи сами собой играли, а вместе с плечами и голова как будто подплясывала.

      Круторогий месяц разгуливал над избами, выставив один рог вверх, другой вниз. Никита прищурился на него, подмигнул и погрозил пальцем:

      – Ладно уж, гуляй, гу-у-ляй!.. А все-таки рабочему человеку после трудов следовает выпить!..

      Прошел вдоль сумеречных тихих изб.

      Теперь месяц лежал поперек неба, рогами кверху, как сломанная подковка. Никита удивился и умильно всплеснул разведенными руками.

      – Чу-удно!.. И чего ен перевернуться вздумал!.. Н-ну, и брага же у кумы Анны!.. Не брага, а прямо – яд… В глазах малиновые цветы… И черт знает, чего она в сусло кладет… Не иначе, как купоросу!

      Подыгрывая ногами в такт веселым мыслям, он затянул песню:

      Ка-ак во не-ена-асна-аю погоду!..

      Но дальше слова песни вылетели из памяти.

      Никита потопал ногами, силясь их вспомнить, но у него ничего не выходило, и он опять затянул первое, что взбрело в голову:

      Ка-ак во ненаснатэю по-го-ду…

      Купорос хмельной!..

      – Тьфу… Стой!.. Купорос!.. Какой купорос?.. – остановил он сам себя. И затянул в третий раз:

      Ка-ак во нена-а-сна-аю по-го-ду…

      На забор вер-блюд ползет!..

      – Верблюд!.. Х-хаа… Право, верблюд!.. Вот это так Никита Степаныч!.. Здорово!.. – Удивленно поймал он сам себя, словно впервые услышал это слово. Слово понравилось…

      Ве-ерблюд по-олзет!..

      Он еще раз с удовольствием повторил, прислушиваясь к собственному голосу, хриплому и нестройному.

      Сельская лавочка была еще отперта. Через застекленную дверь свет вырывался и падал большим прямоугольником. Никита допел про верблюда и остановился у крыльца.

      – Надоть зайти!.. Беспременно зайти!.. – Он опустил правую руку в карман полушубка и пощупал кисет, в котором оставалось два целковых денег.

      – О-го!.. Позвякивают!.. Надо беспременно своей бабе гостинцу купить… Баба в дому – это, одним словом, ди-икий вепрь!.. Ежели ее не задобрить, то житья от нее не будет… Ей-богу!.. Бабу надо завсегда понять, чего она хочет!.. – рассуждал он, ставя ногу на скользкую обледеневшую ступеньку. – Заругается!.. Скажет: почто выпил?.. Как же не выпить, когда такая брага?.. Однем словом – яд!..