Соблазненная принцем. Кристина Додд

письменным столом, даже не взглянул в их сторону, продолжая писать.

      Возле камина стояли, выстроившись в линию, пять нарядно одетых девочек в возрасте от пяти до двенадцати лет, и одна из них, худышка, стоявшая посередине, с ужасом произнесла:

      – Он такой грязный!

      – И тощий, – добавила другая.

      Сейбер переключил на них внимание. Глупые английские неженки.

      Они уставились на него, как будто он был дрессированным медведем, и когда он сердито взглянул на них, карие глаза самой младшей девочки наполнились слезами. Засунув в рот большой палец, она спряталась за спинами сестер.

      – Видите, он устал, – сказала старшая. – Он едва держится на ногах.

      И тут старшие девочки одновременно улыбнулись ему. Улыбнулись добродушно, сердечно, как будто никогда в жизни не соприкасались ни с чем безобразным или жестоким.

      Сейбер их возненавидел. Он ненавидел эту леди, ненавидел одетых в униформу слуг, стоявших в ожидании приказаний, ненавидел всех и каждого.

      А больше всех он ненавидел злого человека, сидевшего за письменным столом, который, насколько он знал, был виконтом… и приходился ему отцом.

      – Глупые английские девчонки, – снова на своем родном наречии произнес он.

      – Что он сказал? – спросила английская леди, переводя взгляд с Сейбера на виконта. – Что он имел в виду?

      Человек, сидевший за столом, впервые заговорил:

      – Подведите его ко мне.

      Два по-дурацки одетых лакея схватили его за предплечья и, обогнув письменный стол, поставили его перед сидящим за столом человеком.

      Гримсборо жестом приказал поднести ближе канделябр, и когда яркий свет упал на его лицо, Сейбер подумал, что он очень похож на пожилую женщину – сходство было не в чертах лица, которые были у него резкими и четко очерченными, а в манере по-аристократически вздергивать подбородок и презрительно кривить губы.

      Гримсборо осмотрел тощего грязного усталого ребенка, словно какого-то жука, которого раздавил сапогом, и, протянув бледную руку с длинными пальцами, шлепнул его ладонью по лицу.

      Звук пощечины словно выстрел эхом отозвался в комнате.

      Сейбер упал, и одна из девочек охнула.

      Женщина с удовлетворением усмехнулась.

      Сейбер бросился на Гримсборо с кулаками, и слуги схватили его и оттащили назад.

      Но человек с презрительной миной на лице жестом приказал снова подвести мальчика к нему.

      На этот раз слуги не выпустили его из рук.

      Гримсборо наклонился к Сейберу, почти прикоснувшись своим длинным патрицианским носом к его носу, и тихим низким голосом, от которого по спине пробежали мурашки, произнес:

      – Слушай меня, парень, ты ничтожество – мой ублюдок, прижитый с иностранкой. И если бы у меня был другой сын, твои грязные ноги никогда не испачкали бы пол в моем доме. Но Господь благословил меня в этом браке только дочерьми. – Он с презрением взглянул на девочек, нарядно одетых и таких милых в своей невинности. – Пятью дочерьми. Так что ты будешь жить здесь, пока не придет время отправить тебя в школу. И никогда больше не говори о тех, кто выше тебя по положению, в столь оскорбительной манере.

      Сейбер тряс головой, пожимал плечами и пытался что-то объяснить жестами.

      – И не притворяйся передо мной, парень. Твоя мать говорила по-английски. Каждый слуга, который работает в нашей стране, говорит по-английски. Как и ты.

      У Сейбера не хватило духу обругать Гримсборо, но он все-таки сказал по-морикадийски:

      – Английский нужен невежественным людям.

      Он даже не заметил, что его собираются ударить, поэтому удар был неожиданным, и у него зазвенело в ушах.

      – Чтобы я больше не слышал, как ты говоришь на этом варварском наречии, – сказал Гримсборо, не повышая голоса.

      Сейбер вздернул подбородок.

      – Я тебя ненавижу, – на чистейшем английском языке сказал он.

      – Я вас ненавижу, сэр, – не моргнув глазом холодно внес поправку Гримсборо.

      Сейбер взглянул на него с отвращением.

      – Повтори, – приказал Гримсборо, и при этом в холодных зеленых глазах не было ни интереса и ни малейшего сердечного тепла.

      Сейбер бросил взгляд на элегантную женщину, которая в ужасе смотрела на своего мужа, словно мышь на змею.

      Сейбер взглянул на девочек. Четыре из них стояли, опустив головы. Но одна девочка, средняя, сложив руки в молитвенном жесте, посмотрела на него с сочувствием и, когда их взгляды встретились, прошептала одними губами: «Пожалуйста».

      Сейбер снова взглянул на Гримсборо. Этот человек, его отец, был несправедлив по отношению к нему, но он ничего не боялся. То есть почти ничего. Просто ему не хотелось идти на уступки. Расправив плечи, Сейбер произнес:

      – Я ненавижу вас, сэр, но мой дедушка сказал, что мне следует поехать на этот сырой и холодный остров, закончить ваши варварские учебные заведения