Тимош и Роксанда. Владислав Бахревский

дальних мест

      Отдохнуть в волшебный лес…

      – Вы не знаете своей Роксанды! – Княжна с нарочитым возмущением сверкнула карими глазами и, кружась, пропела:

      Сердце не устало биться,

      Вольно я живу, как птица.

      Клетка золотая не манит,

      Мне дороже крылышки мои.

      Княжна Роксанда сбросила башмачки, сбросила платье и шальвары, взмахнула руками, как взаправдашними крыльями, и бросилась в воду.

      Две подруги тотчас последовали за нею, а третья не осмелилась.

      – Иляна! А ты что же? Вода ласковая, как парное молоко.

      – Я постерегу ваши одежды, княжна! Вы ведь знаете, Фэт-Фрумос прячет платье самой прекрасной феи.

      – Милая Иляна! О том ли нам печалиться! Нам надо о другом вздыхать: такие храбрые молодцы, как Фэт-Фрумос, только в сказках. – Княжна выскочила из воды. – Эй, Фэт-Фрумос, спеши! Забирай эти жалкие тряпки! Мы оденемся в платье, которое поистине достойно нашей красоты. Эмилия, за работу! Сплети нам венки из виноградной лозы!

      – Слушаюсь, госпожа! – поклонилась служанка.

      Роксанда первой возложила себе на голову венок, оплела тело лозой с тяжелыми гроздьями зеленого котнарского винограда.

      – Вот теперь можно и на бал! Хоть к самому королю Речи Посполитой!

      – Княжна, вы совершенно не боитесь наготы! – воскликнула в искреннем смятении боярышня Иляна.

      – Я и впрямь не боюсь самое себя! Меня научили любить свое тело в серале.

      – Боже мой! Но если какой-нибудь охальник подглядывает за нами?

      – Дорогая Иляна! Не пугайся за его глаза, он не ослепнет. Нам Богом ниспослан дар восхищать, но этот дар, увы, не вечен. В Серале меня учили радоваться красоте и радовать красотою! Ах, как я благодарна моему отцу за этот котнарский виноградник! Здесь я – лань, ласточка, золотой дождь, послушная лоза, ураган! – Она кинулась в воду, поплыла, барабаня руками и ногами, взбивая жемчужную пену.

      Девушки с ужасом слушали княжну, но им хотелось слушать эти странные речи пленницы сераля. Роксанда жила в Истамбуле заложницей.

      – Ах, что это за купание! – рассердилась вдруг княжна. – В Истамбуле мы плавали в море.

      – В море?! – пискнула Иляна. – Но разве из Сераля выпускают?

      – В Серале все возможно, надо только найти способ.

      – Госпожа, выходите из воды! – строго приказала служанка Эмилия. – У вас к приезду князя Вишневецкого волосы не успеют просохнуть.

      – Ничего, я прикажу моему брату Солнцу сиять сильнее, и он не подведет свою сестричку! Слышишь, братец? Гори, пылай во славу красоты девичьей! – Роксанда выскочила из воды и, простирая руки к солнцу, побежала вокруг бассейна. – Слышишь, братец? Лови!

      Она сорвала венок и кинула его в небо. Венок упал в воду, и тяжелые грозди утянули его на дно.

      2

      Мода на котнарские виноградники превратила маленький городок на холмах возле столичных Ясс в золоченый курятник, где титулованные курочки поджидали крутогрудых петушков, по жилам которых лилась небесно-голубая кровь лучших родов Молдавии, Польши, Литвы, Семиградского княжества.

      Всякий, кто заботился о будущем фамилии и у кого было много тугих кошельков, спешил купить в Котнаре если не виноградник, то хоть кусочек земли. Виноградники и земля с каждым годом дорожали, цены запрашивались немыслимые, но охотников купить или перекупить местечко не убывало.

      Следуя моде, теплое время года княгиня Домна Тодора, мачеха княжны Роксанды, жила в Котнаре и теперь принимала гостей падчерицы. Князь Дмитрий Вишневецкий приехал с новоиспеченным владельцем одного из котнарских виноградников, сыном коронного гетмана Речи Посполитой Николая Потоцкого, его милостью паном Петром Потоцким. Княгиню Домну Тодору сердила выходка падчерицы: знала, что князь Дмитрий будет к обеду, и – вот, пожалуйста, опаздывает. Не стыдясь, мучит совершенно потерявшегося от любви юношу. А ведь князь Дмитрий уже не прежний мальчик с восторженными черными глазами.

      Княгиня, не зная, где Роксанда и пожелает ли она явиться, выигрывая время, показывала гостям своих чудесных птиц.

      В позолоченных клетках порхали птицы, поражающие невероятной красотой оперения. Птицы были крошечные, но были и большие: фазаны, сойки, куропатки, декоративные куры.

      – Когда я гляжу на ваших птиц, мне всегда кажется, что предо мною пойманная радуга, – изысканно похвалил любимую утеху княгини Домны Тодоры князь Вишневецкий, а Петр Потоцкий только поморщился: ему претил запах птичьего помета.

      Княгиня заметила это и нашла Потоцкого человеком грубой души, но она была женою мудрейшего Лупу.

      – Мне стыдно показывать вам бедные наши кущи, – обратилась она к Потоцкому, – я много слышала о великолепии польских парков.

      – Княгиня, всему миру известно, что лучшие парки в Литве, у Радзивиллов, – ответил пан Петр. – А такого парка, как в Несвиже, я нигде не видал. В Крженицах, у короля Владислава,