Сверчок на печи. Рэй Брэдбери

он Мартин. – Что стряслось? Господи, не надо смотреть на меня так, словно я уже умер! Что у нас нового? Кстати, как ты относишься к последнему решению этих придурков из городского совета? Они опять повысили налоги и тарифы!

      – Джон! – воскликнула жена. – Прошу тебя, не надо!

      – О чем это ты?

      – Не говори так! Это небезопасно!

      – Небезопасно?! О чем ты говоришь? Мы не в России, а у себя дома!

      – Ты не совсем прав.

      – Как так?

      – В нашем доме появился жучок! – прошептала она еле слышно.

      – Жучок?!

      Джон Мартин даже привстал от удивления.

      – Ну, ты понимаешь… Подслушивающее устройство.

      – Ты что, рехнулась?

      – Почти что, когда госпожа Томас рассказала мне о том, что происходило здесь вчера вечером! Стоило нам уйти, как позвонили ей в дверь и взяли у нее ключи от гаража. Они поставили там какие-то приборы и подвели к нашему дому провода! Жучок в какой-то комнате, а может, и во всех комнатах.

      Все это она прошептала ему на ухо.

      Он откинулся на спинку кресла.

      – Этого не может быть.

      – А вот и может!

      – Но ведь мы, кажется, не сделали ничего предосудительного?

      – Говори потише!

      – Погоди! – сердито прошептал он. Его лицо то бледнело, то краснело. – Идем на веранду!

      Выйдя на веранду, он посмотрел по сторонам и сказал, уже не таясь:

      – Теперь расскажи мне всю эту дурацкую историю еще раз! Если я тебя правильно понял, ФБР решило использовать соседский гараж для слежки за нашим домом?

      – Совершенно верно! Это ужасно! Боюсь, наш телефон тоже прослушивается!

      – Ладно, мы еще посмотрим, кто кого!

      – Что ты собираешься делать?

      – Я переколочу все их приборы! Одного не пойму – чем мы их могли заинтересовать?

      – Ломать ничего не надо! – воскликнула жена, схватив его за руку. – Тогда уж точно неприятностей не оберешься! Пусть послушают несколько дней, поймут, что мы в порядке, и уберутся.

      – Я оскорблен, нет, я просто разъярен! Эти два слова не из моего лексикона, но, черт побери, сейчас они в самый раз. Что они о себе возомнили? И вообще, в чем здесь дело? Наши политики или наши друзья на студии? Мои рассказы или то, что я работаю продюсером? Да, мы дружим с Томом Ли, а он китаец, но это не делает опасным ни его, ни нас! Так в чем же дело?

      – Может быть, они получили ложный сигнал и занялись проверкой? Если они всерьез подозревают, что мы опасны, их действия нельзя осуждать.

      – Да-да, но речь-то идет о нас! Чертовски забавно, обхохочешься! Рассказать, что ли, друзьям? Найти микрофон и вырвать его с потрохами? Переехать в гостиницу? Уехать в другой город?

      – Я думаю, нам следует оставить все на своих местах, ведь скрывать нам действительно нечего! Не будем обращать внимания, и только!

      – Не обращать внимания? Как только я стал ругать муниципалов, ты тут же поспешила заткнуть мне рот!

      – Идем в дом. Становится холодно. Успокойся. Пройдет всего несколько дней, и они в любом случае оставят нас в покое.

      – Ну ладно, но лучше бы ты позволила мне расколошматить все это к чертовой матери!

      Они вернулись в дом и немного постояли в прихожей, пытаясь изобразить приличествующий случаю разговор. Они чувствовали себя так же неловко, как актеры-любители на сцене дешевого провинциального театра: осветители уже включили юпитеры, недовольная публика ждет, вот-вот начнет разбегаться, а они забыли роли.

      Он вернулся в гостиную и, усевшись в то же кресло, взял в руки газету, ожидая, пока жена накроет на стол. Дом тут же наполнился звуками. Шелест газеты походил на шум лесного пожара, раскуривание трубки звучало как завывание ветра в органной трубе. Он попытался сесть поудобнее, и кресло тут же зарычало, как собака во сне, а штанины, касаясь друг друга, скрипели, как наждак. С кухни слышался оглушительный лязг кастрюль, по которым безбожно колотили, звон падающих мисок, хлопанье открываемой печной заслонки, крушащей запор, шум рвущегося на свободу газа, вспыхивающего голубым пламенем и с шипением набрасывающегося на пишу, а затем все более и более громкое журчание и бульканье готовящейся еды. И он, и она хранили молчание. Они молчали. Жена вошла в гостиную и остановилась в дверях, посмотрела на мужа, оглядела стены, но ничего не сказала. Он перевернул футбольную страницу, открыл страницу, посвященную борьбе. Глаза его скользили между строчек, фиксируя пятнышки в бумажной массе.