Ваня-Любаня в стране вежливых людей. Дмитрий Кубраков

ило, заныло, захныкало, все громче и яростней:

      – А-а-а-а-а-у-у-у-у-у-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы!.. На самом интересном месте! Чтоб ты сдо…

      – Чего-чего-чего?

      – …С добрым сердцем пошла в жо…

      – Куда-куда?

      – …В желтую комнату за черной фатой, вот куда. Клава-шалава, ну какая же ты все-таки су…

      – Кто-хто-хто я?

      – …Су-су-сухая нянька, вот кто! Черствая ты, понятно? Как лимонная долька под столом. А я-то думала, что беременные намного добрее становятся. На целый живот! Вот… Я тебя просила не будить нас в полвосьмого хоть раз в году? А, Клав? По-хорошему просила? – из темного угла раздосадованно и напористо вопрошает капризный девчачий голосок. – Хоть в Деньрожденья выспаться имеем право ребенка? А?! Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы…

      – Ну царевна моя, ну кисло-горько-сладкая моя, ты же знаешь, что у нас режим дня и ночи – это святое дело, – виновато запричитала няня Клава. – Куда ни глянь, куда ни плюнь – всё строгого режима. И спальня строгого режима, и классы строгого режима. Даже игровая – и та строгого режима! Может, теперь послабления какие будут – у вас ведь первый юбилей сегодня! Не малыши уже, пять лет от роду – срок-то серьезный. В пять лет люди полками командовали…

      – Ой, как здорово! А кто командовал?

      – Не помню, Любаш. Кажется, Будда-царевич. И еще наш государь-император Петруша Первый.

      – Эх, Клава, а мне такой сон приснился… Прямо взрослый. Такой волшебный! Там был тоже царевич, а может, принц. Настоящий, красивый-красивый, стройный-престройный, синеглазый-зеленоглазый. И рядом с ним шел Единорог, весь белый, с длинной-предлинной гривой. И у него рог прямо светился. И этот принц взял меня и посадил на этого Единорога, и мы…

      – Кончай врать. С самого утра уже начинаешь, – пробурчал в том же темном восьмом углу чей-то другой голос, сонно-хрипловатый и явно мальчишеский. – Никакой он был не принц, а больше на бай-байкера похож, весь в татухах, и серебряный цереп на чепи. Сорри – череп на цепи. И никакого белого Единорога тоже не было, зато был черный-черный супербайк, и он тебя правда посадил, на черное сиденье. А ты была какая-то большая, но охала и хихикала как маленькая. А он сел к рулю задом, к тебе передом, и вы… и вы…

      – Заткнись, Ванька, гад! – гневно перебил уже знакомый нам девчачий голос. – Опять мои сны подсматривал через замочную скважину? Я тебе сколько раз говорила, что нельзя! Я запрещала по-хорошему? Самому никогда ничего не снится – значит, можно в чужие сны залезать?

      – Я не нарочно. Там не скважина, там такая извилистая щель, и в нее все само видно, даже если не смотреть. Но она так редко открывается…

      – А мне плевать, скважина там, или щель, или малюсенькая щелочка! Не лезь в мои сны, понял? А если не понял, я тебе тогда такое… такой ужастик присню, что ты от страха опять пи-пи начнешь прям в кроватку. И на тебя снова памперсы наденут, как на пупсика.

      – Да? А я тогда опять начну во сне ногами дрыгать и зубами стучать. Вот так… – в темном углу раздались жуткие звуки, от которых мурашки по любой спине побегут, – как будто острым отломком белой пуговицы по стеклу стучат и режут.

      – Брр. Ах так?! А я тогда…

      – Всё, завелись детки в клетке. Вы еще подеритесь в день рождения, – по-хозяйски вмешалась няня Клава. – Не стыдно? А ну, кончайте эту вакханалию! Садитесь лучше, праздничную михстурку выпейте натощак. Да не перепутайте смотрите: Любови сто грамм малиново-успокоительной, Ивану столько же томатно-взбодрительной. На здоровье! А я солнышко пойду впущу. Утро сегодня – прямо как в раю на Пасху…

      Няня Клава подошла к окну, уперлась округлившимся солнечным животиком в подоконник, дернула за веревочку – и через раскрывшиеся жалюзи внутрь полезли наглые лучи и давай освещать каждый угол спальни. А особенно ярко – самый дальний и самый темный восьмой, из которого только что доносились два скандалящих детских голоса.

      …На широкой, низкой и страшно мятой кровати сидят рядом двое, мальчик и девочка. Даже слепому сразу станет ясно, что это брат и сестра. И не просто брат и сестра, а близнецы. Они похожи друг на друга, как два листика с одной ветки одного огромного дуба. Но двух одинаковых дубовых листьев не бывает, и двух одинаковых близнячьих лиц тоже. Брат чуть худее сестры и ниже миллиметра на три, зато у него во рту на целых два молочных зуба больше! Зато у нее на носу больше веснушек, штук на десять. Только они там почти не видны. Потому что братик беленький, а сестренка – черненькая. Точнее, нежно-молочно-шоколадная. Это не от загара, она такой родилась. Скажете, не бывает таких близнецов? Спокойно, у нас в России и не то еще бывает.

      …А глаза у них одинаковые – синие-синие. Как небо сквозь тюремную решетку.

      Но как-то странно они сидят. Чересчур близко, вплотную друг к другу. Братья и сестры, даже близнецы, даже самые дружные в мире, рано утром спозаранку так не сядут. А Ваня с Любой по-другому не могут. Даже если очень захотят – не получится. Потому что они не просто близнецы. Они близнецы сиамские, сросшиеся друг с дружкой головами – от виска и почти до затылка.

      Сиамские близнецы время от времени появляются на