Шаги за спиной. Эдуард Веркин

яжелых ботинках, все как рассказывали. И выражение лица тоже как рассказывали. Чересчур самоуверенное.

      Он брезгливо огляделся, плюнул за перила, сбежал по лестнице и деловито протопал мимо Сомёнковой, довольно нагло задев ее рюкзаком.

      Хам, подумала она. И почти сразу вспомнила, что все приличные люди в этом возрасте хамы, защитная реакция такая, если не будешь хамом, то другие, настоящие хамы, прикидывающиеся добрыми людьми, мгновенно тебя сожрут. На полтора зуба.

      – Эй! – позвала она.

      Парень не остановился.

      – Круглов!

      Парень обернулся.

      – Погоди!

      Девушка подбежала к нему, едва за рукав не уцепилась. Парень ухмыльнулся.

      – Ты ведь Круглов? – спросила она.

      – Ну.

      Он зевнул. Точно наглый. Она не стала бы с таким дружить. А с ним и так никто, наверное, не дружит, еще бы – водиться с таким странным типом…

      – Что тебе, Изергиль? – спросил Круглов.

      – Разговор есть. Я не Изергиль вообще-то.

      – Все так говорят. Так чего надо-то?

      Парень зевнул, достал из кармана мятные леденцы.

      – Будешь? – спросил.

      Она от леденцов отказалась.

      – Зря. Освежают дыхание. Если разговор – то тут парк по пути. Можем там поболтать.

      – Хорошо, пусть в парк.

      Они двинулись в сторону парка.

      Круглов, кажется, учился в девятом, на год младше, и Сомёнкова долго думала, как себя с ним вести: на равных или чуть свысока? Решила, что лучше на равных, во всяком случае, на первом этапе, потом поглядим.

      Он нарочно шагал слишком быстро, ей приходилось поторапливаться, что очень мешало думать, а замедляться парень явно не собирался, шагал себе, жевал жвачку, надувал зеленые пузыри, придурок.

      Они прошли парк почти до середины, до старой скучной карусели, остановились под ней, недалеко от покосившегося тира.

      – Ну, чего надо? – недружелюбно спросил Круглов.

      – Понимаешь, у меня странная просьба… – начала Сомёнкова. – Она необычная…

      – Ого! – Круглов сделал большие глаза. – Ты меня, Изергиль, интригуешь, однако. Знаешь, иногда у… – Он быстро окинул ее прищуренным взглядом, – спортсменок, видимо… Так вот, у спортсменок иногда такие причуды – мама вздрогнет. Вот был я знаком с одной бобслеисткой, так она машины толкать любила.

      – Как?

      – Так. В прямом смысле. Идем по улице, мечтаем, о Бальмонте беседуем, а она вдруг и говорит: «Виктуар, видишь вон ту черную «восьмерку»? Так я ее сейчас толкну в полтолчка». И раз – подбегает к машине – и толкает, так запросто, без предупреждения. Сигнализация, конечно, срабатывает, мы удираем от хозяина с монтировкой, очень весело. Особенно если каждый день по два раза. Ты как, не бобслеистка, случаем?

      – Не, я на коньках…

      – На коньках – это уже лучше, с коньками не забалуешь. Хотя я слышал, вы там об лед часто стукаетесь, и все головой. Правда?

      – Нет, я не стукалась. Два раза ребра ломала, а головой нет…

      – Точно? – сочувственно спросил Круглов.

      – Да…

      Сомёнкова вдруг почувствовала себя глупо. Она стоит возле старого тира и убеждает парня, который к тому же младше ее на год, что она никогда не стукалась головой об лед. С третьего класса про это мечтала.

      – Это хорошо, что ты не стукалась, – он похлопал ее по плечу. – Просто здорово. Так чего тебе от меня-то надо?

      – Надо кое-кого проучить, – сказала девушка.

      – Это не ко мне, – отрезал Круглов. – Это к Лосю, он кого хочешь проучит. И недорого, две штуки – зуб, штука – фонарь, куртку в грязи извалять почти бесплатно…

      – Мне не так нужно.

      – А как? – ухмыльнулся Витька.

      – Как с Пушкиной.

      Круглов не прореагировал. Сомёнкова предположила, что он сделает большие глаза, спросит: «А ты откуда знаешь?» Но он и здесь проявил удивительное равнодушие, леденец в рот закинул.

      – Как с Пушкиной, – повторила она с ударением.

      – С какой Пушкиной-то? – лениво спросил парень. – Племянницей Александра Сергеевича?

      – Из четырнадцатой школы которая.

      – И что с ней такого случилось? – улыбнулся Круглов.

      – Как что? В дурдом на неделю загремела.

      – Да? – удивился парень. – В дурдом?

      – В психушку, – уточнила Сомёнкова.

      – В психушку… А я при чем?

      – Да ладно! – Она осмелилась схватить его за рукав. – Все знают, что это ты!

      – Я ее в дурдом отправил?! Ты что, хоккеистка, опомнись…

      Девушка помотала головой:

      – Нет, ты не так понял. Ты ее напугал как следует, а в дурдом ее уже родители определили, она на всех дома кидалась… Знаешь, ей дурдом только на пользу пошел – сейчас отличницей стала,