Оазис Джудекка. Андрей Дашков

ндартной вещи – только строгая деловая мебель, серые панели и унылые фетиши бюрократического культа. Возможно, это говорит о пренебрежении прошлым или о тщательно скрываемой ностальгии.

      У молодого жестокий красивый рот. Он цинично улыбается, чувствуя свое физическое превосходство. Он понимает, что имеет право задавать скользкие вопросы, и пользуется им. Потом этого права у него уже не будет.

      – Итак, вы потеряли нашего лучшего подопытного кролика?

      Пожилой когда-то тоже был самоуверен и обладал железной хваткой, но сейчас он всего лишь свидетель тотального вырождения. Он готов поиграть в вопросы и ответы с тем, кого считал приговоренным.

      – Потеряли, но не физически.

      – Что это значит?

      – Это значит, что индикатор жизни до сих пор подает сигналы.

      – То есть найти его труда не составит?

      – Найти можно, если постараться, однако возникает главный вопрос: что делать потом? Ответ мне ясен. Объект подвергся полному изменению личности и не выходит на связь. Я думаю, контакт неосуществим.

      Молодой резко повернулся и достал сигарету – одну из тех, которые теперь называют ритуальными: вместо никотина – стимулятор DJW. Ему стало не по себе от того, что он увидел вдали. А каково же там, внутри? Или так действуют слова старого (волка?) шакала?.. Похоже, психопрограммисты до сих пор не пришли к единому мнению относительно предпочтительных свойств ликвидатора и не решили, что лучше: абсолютная устойчивость к фактору неизвестности или минимум воображения…

      – Изменение личности? – переспросил он, глубоко затянувшись. – Насколько далеко это зашло?

      – Ну, он вряд ли подозревает о нашем существовании. Один яйцеголовый из отдела бихевиористики заявил мне, что наш парень «сменил цивилизацию». Для него наступила…

      Пожилой осекся. Молодой беззвучно смеялся. Потом он навис над столом и выпустил изо рта длинную струю дыма, окутавшего лампу.

      – Короче говоря, вы облажались, и проект «Замок» под угрозой. Не так ли? Полковник, это ведь, кажется, ваше детище?

      На лице пожилого не дрогнул ни один мускул. В его застывшем облике появилось что-то от прежнего полковника, внушавшего подчиненным необъяснимый страх.

      Он сказал очень тихо:

      – Не паясничай, сынок.

      Побледнев, молодой отодвинулся.

      – Ну хорошо, насколько я понимаю, вернуть его невозможно.

      – Скорее всего невозможно, да и незачем. Он не подпускает к себе никого. Мы уже потеряли четверых.

      – Самоликвидатор?

      – Блокирован эго-тенью.

      – Значит, шизофрения?

      – Думаю, кое-что похуже – во всяком случае, для нас. Предупреждаю: недооценивать его смертельно опасно. К тому же неизвестно, кто из нас болен…

      – Ого!.. Мое задание?

      – Я хочу, чтобы вы нашли его и уничтожили, не пытаясь вступить в контакт.

      – Как скоро?

      – Чем скорее, тем лучше. Пока он не нашел выхода…

      1

      Я долго не мог забыться после тяжелого дня. Безрезультатная охота. Тщетные поиски. Назойливое чувство голода. Зияющая пасть пустоты. За каждым вздохом – змеиная яма; за каждым мгновением – омут с чудовищами; за каждым шагом – безразличная смерть; непонятное существование. Не та эпоха, не те попутчики, явно не та дорога – но не свернешь, и надо жить, хотя каждая секунда отдаляет от того места, куда хотел бы попасть…

      Сирена тихонько напевала над самым ухом этот чертов рок-н-ролл. Слова песенки были незамысловатые, но издевательские, с рефреном: «Мне не дают уснуть твои черные глаза и белая грудь». Я злобно скрипел зубами, пытался отворачиваться, прижимался одним ухом к железной стене замка, а второе затыкал пальцем. Бесполезно. Голос Сирены, казалось, просачивался сквозь кожу, проникал в самый мозг, вползал в любую тончайшую щель, как струйка ядовитого дыма. Рано или поздно он поселился бы внутри – ужасное, несмолкающее, «чужое» эхо, ее неотразимое тайное оружие, – и тогда прощай, покой! Прощай навеки… Лучше не сопротивляться.

      Однако она знала, что, хоть я и терпелив, лучше не доводить меня до крайности. Мы нужны друг другу. Просто необходимы. Это вопрос выживания. Мы так долго живем и «работаем» вместе, что, кажется, скоро сольемся в симбиозе. Поэтому она замолчала – как всегда, вовремя. Оставались считанные секунды до того момента, когда Оборотень, живущий в лабиринте моего мозга, отозвался бы на нехитрую песенку и вышел, чтобы «подержать» мое тело. Я не умел его будить. А вот Сирена умела. Она тонко чувствовала острые и опасные грани и могла остановиться на самом краю. Прекрасное качество, особенно в сексе – если хочешь хоть немного разнообразить это скучное занятие. Без ее изощренности моя жизнь была бы такой пресной…

      (Иногда мы выпускаем Оборотня порезвиться. Но это происходит лишь в самом крайнем случае и является мерой, продиктованной абсолютной необходимостью. Так трудно бывает загнать его обратно. Таким мучительным становится возвращение для меня. Все равно что отвоевывать