Статья «Times» о праве журналов следить за судебными процессами. Николай Добролюбов

ледующем. В Лондоне назначена была комиссия для исследования довольно важных злоупотреблений, совершенных одним чиновником при обмундировании английской армии. Редакциям журналов предложено было приостановить свои рассуждения о фактах, открытых комиссиею, и о вопросах, ею поднятых, до тех пор, пока суд будет окончен. «Times» объявила, что на это предложение согласиться не может и что комиссия не имеет права связывать прессу своими условиями, но что она может не впустить людей, принадлежащих к редакциям журналов, в залу прений, – если только она осмелится сделать это. Комиссия действительно не осмелилась этого сделать и решилась подчиниться требованию свободного журнального рассуждения о деле, провозглашенному «Таймсом».

      С своей стороны, «Таймс» счел нужным объяснить те причины, по которым он не хотел согласиться на предложение комиссии. Он это сделал, напечатавши следующую статейку:

      Мы решились не согласиться на сделанное нам приглашение – не толковать о следствии, производимом теперь, до тех пор, пока оно не будет кончено. Решившись на это, мы считаем себя обязанными относительно нашей страны, прессы вообще и нас самих в особенности оправдать свое решение. Конечно, печатание в Англии совершенно свободно, и мы в этом случае могли быть полными господами своих действий, точно так, как и во всяком другом, но самая эта свобода действий, как и всякое учреждение в народе свободном, должна держаться на сочувствии и одобрении общественном.

      Мы можем говорить всё, что у нас на душе, когда мы хотим и как хотим, потому что рассудок и опыт показали обществу, что эта свобода слова составляет лучшую гарантию свободы и благосостояния всей страны. Если мы злоупотребляем нашими преимуществами, мы не можем более сохранять их. Вот почему мы представляем на общий суд те причины, которые нас заставляли действовать именно так, как мы действовали.

      В первый раз ограничение свободы прессы, по снисхождению к просьбе государственного чиновника, произошло по случаю уголовного процесса. Как ни были благовидны основания, на которые опиралась эта просьба, мы встретили их не без опасения. Конечно, журнальные рассуждения, если они дойдут до жюри[1] в его уединении, могут произвести на него влияние, которого значение определить трудно; это же влияние может перейти и на судей, и обвиняемый, если он будет осужден, может претендовать, что его обвинили несправедливо, или, даже если он будет оправдан, – что его судили пристрастно и против всякой справедливости. Но, с другой стороны, заметим, что это влияние, которого так боятся, в сущности и здесь то же самое, которого благотворность допускается всеми во всяком другом деле.

      Пресса повсюду признана одним из самых лучших средств для открытия истины. А в суде ведь и ищут истины для того, чтобы сделать, по ходу исследования, законное постановление. Трудно предположить, чтобы в журнале могли выражаться с меньшею осторожностью и большею вольностью, чем как выражаются сами адвокаты, которые затем именно и назначаются, чтобы представлять вопрос пред жюри именно с известной точки зрения.

      Ни один журнал, говоря о судебных случаях, не станет проливать слез или призывать небеса во свидетели. Кажется совершенно непонятным, каким образом лучшее соблюдение правосудия может быть достигнуто при отстранении того влияния, которое для всех других учреждений страны признано столь полезным. В начале нынешнего года в «Revue des deux Mondes» была напечатана прекрасная статья, рассматривавшая роль и значение прессы в Англии и Франции, и в этой статье одною из главных причин относительно бессилия французской прессы признавался именно этот обычай, который хотели ввести у нас.[2] Изложивши благотворные следствия английской системы, автор прибавляет: «Ничего не может быть страннее поведения французских журналов в случаях каких-нибудь замечательных процессов. Прежде, чем следствие начато, нам говорят, что дело предано в руки правосудия и что нужно ждать его решения. Во время следствия нас предостерегают, чтобы мы не раздражали партий и не мешали естественному течению дела некстати сделанными рассуждениями. Когда процесс уже кончен, мы приобретаем до некоторой степени право свободного рассуждения; но тогда уже одобрение излишне, а порицание отзывается неуважением к судебной власти. Таким образом, даже о делах самых важных общественное мнение должно составляться само собою, и пресса нимало не способствует его ясности и правильности».

      Без сомнения, столь полное ограничение никогда и в голову не могло прийти никому в Англии. Но тем не менее нельзя не видеть, к чему ведет мера, о которой теперь идет речь: если принцип ее приложить к таким важным процессам, как, например, Иоррен-Гэстингса или королевы Каролины,[3] так это действительно было бы все равно что уничтожить свободу рассуждений. Положим, впрочем, что основания просьбы, обращенной к нам, были вполне справедливы; положим, что жюри, несмотря на замешательство, которое могут произвести в нем различные показания свидетелей и защитительные речи, не должно искать опоры для своих мнений ни в чем, кроме фактов, представленных ему в извлечении судьею. Прибавим и то, что мы имеем полную доверенность не только к благоразумию, но и к либеральным тенденциям чиновника, выразившего нам свои

1

Жюри (от франц. jury) – здесь: суд присяжных.

2

Имеется в виду статья Прево-Парандоля «De la presse en Angleterre et en France» («Пресса в Англии и Франции») в «Revue des deux Mondes», 1858, т. XIII, январь, стр. 186–202. Статья посвящена книге М. Кюшеваля-Клариньи «История прессы в Англии и Соединенных Штатах» (Париж, 1857). «Revue des deux Mondes» – двухнедельный литературно-политический и художественный журнал, издается в Париже с 1831 года.

3

Процесс Иорренса Гэстингса, наместника владений Ост-Индской компании, обвиненного в нарушении законов, начался в 1787 году и тянулся 8 лет; обвиняемый был оправдан. Королева Каролина-Матильда, жена датского короля Христиана VII, обвинялась в интимной связи с одним из министров; умерла в тюрьме в 1775 году.